– Где Филиппа?! – кричал он, хватая мой последний палец.
– Ее нет! Она не тут! Мы не нашли ее! – отчаянно закричал я, только чтобы он не прожигал мизинец, только чтобы я не терпел все это вновь.
– Кто мы?!
– Я… папа! Папа!
– Николас? – подала голос Зирель. – Значит, он тут?
– Да!
– А Филиппа где?
– Не знаю! – провыл я.
– Что вы собирались делать? Вы собрали армию? – наступал Тома.
– Нет… я не знаю…
– Жги еще один! – властно приказала Зирель.
– Нет, нет, прошу, не надо!
Я лишился мизинца. Теперь вся кисть левой руки была непригодна.
– Малыш, да у тебя пальцы кончились! За вторую руку будем приниматься или по-хорошему все скажешь? – язвил Тома.
– Я не знаю… мы должны были привести Филиппу… Парельо отправился искать Артоса… но мы не знаем, нашел или нет… я ничего не знаю!
– Отлично! Армия Артоса! Уводи пацана, он бесполезен! Все, что нужно, мы узнали.
Тома отстегнул меня от стула и потащил в темницу. Кисть нестерпимо болела, я не чувствовал ничего, кроме этой боли. Я даже нормально ходить не мог. Он кинул меня на сырой, прогнивший и заросший плесенью пол. Я свернулся калачиком и принялся тихо плакать и поглаживать левую руку, от прикосновений боль удваивалась, от нее никуда не деться, был только один выход, но я не мог этого сделать.
Внезапно мне послышалось шевеление совсем недалеко от меня. Я испуганно обернулся, в углу что-то лежало, похожее на большой мешок, но в темноте невозможно было разобрать. «Мешок» зашевелился еще раз, и из него вырвалось что-то похожее на бурчание или хрип. До меня дошло. Когда Зирель притащила меня, Тома кого-то пытал за дверью, и, видимо, меня поместили за эту же самую дверь, к бедному узнику. Я осторожно подполз к нему, стараясь не двигать омертвевшей рукой.
– Эй, вы в порядке? – тихо спросил я. – Скажите что-нибудь? Вы живы?
– Ма… Мартин… Мартин, – прохрипел несчастный.
– Да, это Мартин.
– Уб… уб…
– Что? Я не понимаю…
– Убей меня!
Холодная дрожь пробежала по всему моему телу. Я понял, кто передо мной лежал. Трясущейся рукой я поднял голову незнакомого человека и кое-как направил ее на свет. Слезы покатились из моих глаз, мне хотелось кричать, биться в истерике, забыться, но ни в коем случае не находиться здесь, рядом с обреченным на смерть человеком. Его лицо было мокрое, в холодном поту, глаза не открывались, мокрые волосы прилипали ко лбу, и я бережно их убирал, но от каждого моего прикосновения он начинал болезненно стонать. «Лучше бы ты умер тогда!» – с отчаянием подумал я.
Несчастным пленником оказался мой дядя, с которым мы так сильно сдружились, который заменил мне маму, папу и даже брата, который всегда помогал мне и брал, если надо было, удар на себя, который спас меня от смерти и, возможно, спас Либерию. То, что с ним случилось, было еще большей несправедливостью, чем если б его просто убили. Я плакал и проклинал себя и всех за то, что именно так все случилось.
– Макс! Макс! Пожалуйста, Макс! – хныкал я.
– Мартин, мне больно! – прохрипел он, еле дыша.
– Что с тобой сделали?
– Все… прожигание, дробление, внушение… все.
– Нет… нет… но тебя же… можно вылечить, Макс? – с надеждой спросил я.
– Мне прожгли почти все тело, Марти, и часть головы.
– Нет! – громкий всхлип вырвался у меня из груди, и я разрыдался с новой силой.
– Я мертвец… и честно сказать… я бы уже поскорее расстался… с этой жизнью…
– Нет, Макс! Пожалуйста! Есть выход, должен быть, мы вылечим тебя!
