Так Маша размышляла о роли, которую отвел ей полковник. Она позволила ему проникнуть в заповедные уголки своего тела, а теперь он желает завладеть ее сердцем. Может быть, подарить ему кусочек?
– А с чего ты взял, что мы с тобой уже так близки, что я захочу тебе рассказать о своем замужестве и, вообще, о прошлом? Думаешь, ты имеешь право задавать мне любые вопросы?
Он даже слегка опешил.
– Что ты такое говоришь? Какое еще право?
Маша почувствовала, что напрасно изощряется в красноречии. Независимо от ее желания, Волк уже и так успел завладеть частью ее сердца.
– Пожалуйста, – попросил он, набрасывая ей на плечи вафельное полотенце, и нежно потер ладонью спину, – не отстраняйся от меня! Ты так неожиданно вошла в мою жизнь, что мне нужно какое—то время, чтобы отсечь прошлое.
Маша бросила на него быстрый взгляд. Кажется, он не понимает ее. Неужели он решил, что в ее реакции на его ответ – лишь неудовольствие или сомнение по поводу того, чтобы иметь в любовниках женатого мужчину? Впрочем, возможно, она чегото недопонимает сама. Ей померещилось, что в его словах прозвучало желание, что именно она, Маша, должна изменить свою жизнь ради него. Но в томто и дело, что, по ее мнению, ни он, ни она не готовы к тому, чтобы чтото менять в своей жизни ради кого бы то ни было.
Полковник поцеловал Машу, и ее влажная щека прижалась к его щеке.
– Я люблю тебя! – Эту фразу он повторял, словно заклинание. Неужели слова для него чтото значили? – И я не собираюсь с тобой расставаться.
Он надел носки, влез в свои камуфляжные штаны и зашнуровал тяжелые армейские ботинки. Одевшись, уселся в кресло и молча наблюдал, как Маша управляется с косметикой.
После недолгого размышления она наложила на веки зеленые тени – самую малость, чтобы не напугать телезрителей, а затем, наклонив голову, принялась расчесывать волосы. Наконец, резким движение отбросив волосы назад, он взглянула на себя в зеркало и с удовлетворением отметила, что вид у нее что надо – слегка шальной и бравый. Кроме того, ее кожа излучала то особое счастливое сияние, которого не наблюдала уже бог знает сколько времени и к которому, кстати сказать, так чувствителен телеобъектив. Последнее, что она сделала, это извлекла из сумочки очки в модной оправе и бережно водрузила их на нос. Теперь она была в полной боевой готовности.
– Тебе приходится носить очки? – поинтересовался наблюдательный полковник.
– В них простые стекла, – объяснила Маша. – Мне посоветовали появляться в них на телеэкране. Якобы это работает на мой имидж. Я в очках выгляжу не то интеллектуалкой, не то дурочкой. Харизма, словом. Это цепляет… Может, они и правы.
– Так значит… – укоризненно покачал головой полковник, и она вспомнила, что именно близорукостью оправдывала перед ним свою невнимательность.
Он встал и порывисто обнял Машу.
– И зачем ты только притворялась? Мы могли бы уже столько времени быть вместе!
Маша обернулась, чтобы взглянуть ему прямо в глаза.
– Зачем?.. Зачем?.. – восклицала она, колотя своими кулачками в его железную грудь. – Да затем что все это время я еще могла быть свободной от гадкой и мучительной роли любовницы женатого мужчины! Вот зачем! – выпалила она.
– Даже не дав мне возможности… – вздохнул он.
– Ну ничего, ничего, – тихо проговорила Маша. – Теперьто у тебя есть все возможности. Есть свобода действий. А вот у меня…
– Что? – снова вздохнул Волк, словно досадуя на собственную непонятливость.
