От камина Роже перешел к окну. Мы уже говорили, что оно выходило в сад. В свое время он уже видел этот сад; гулявшие там сейчас девушки были те же, что и тогда. Но какая огромная разница! Тогда все они были оживленны и веселы, а теперь – печальны и молчаливы. Сейчас они не резвились, а только медленно прогуливались – группами или парами. И в одиночестве, в полном одиночестве, прохаживалась Эрмини де Нарсе, задушевная подруга бедной Констанс.
Видеть этих девочек ему было особенно мучительно; именно здесь – в их юных сердцах, в их девственных душах, на едва приоткрытых чистых страницах книги жизни – и отпечатался подлинный след смерти, который Роже тщетно искал вокруг; именно здесь был как бы виден путь, оставленный в воздухе голубкой, улетевшей на небеса…
В эту минуту дверь отворилась: шевалье уже более получаса оставался в келье Констанс, и, заметив, что он не выходит оттуда, отец и тетушка испугались, как бы у него не начался новый приступ горя, вызванный слишком сильным волнением.
Роже вышел к ним с совершенно разбитым сердцем, он чувствовал, что воспоминания, которые он уносит из этой комнатки, будут жить в его душе всю жизнь; однако внешне он сохранял спокойствие, и потому, когда он попросил у своей тетушки, чтобы его, согласно обещаниям отца, проводили на могилу Констанс, ни сам барон, ни настоятельница не только не воспротивились этому, но даже предложили юноше сопровождать его туда.
Кладбище было расположено в монастырских стенах. И Роже пришлось пройти всего сотню шагов, чтобы из комнаты, где Констанс после своей кончины покоилась лишь один день, попасть к тому месту, где ей предстояло покоиться вечно. У входа на кладбище, как прежде у дверей комнаты усопшей, Роже попросил, чтобы его оставили одного: горе имеет свои права, и ничто не может быть целомудреннее слез. Так что он один вошел на маленькое кладбище.
Как и все монастырские кладбища, оно представляло собой четырехугольную площадку, окруженную арками, покоившимися на колоннах: они замыкали поросший травою участок земли, покрытый могильными холмиками; одни могилы возвышались над землею больше, другие – меньше, ибо в зависимости от того, сколько прошло времени, одни осели больше, другие – меньше. Здесь особенно ясно ощущался ход времени, которое все безжалостно уравнивает, чья поступь мало-помалу стирает с лица земли и дворцы живых, и гробницы мертвых. Роже медленно приблизился к недавно выросшей могиле, где лежал камень: на нем еще даже не успели высечь имя покойной. Однако ошибки быть не могло, очевидно, могила эта появилась в тот самый день, когда, как сказали шевалье, тело Констанс было предано земле. Он опустился на колени перед надгробным камнем и стал молиться.
Началось его последнее и самое трудное испытание, и продолжалось оно до тех пор, пока барон и настоятельница не пришли за юношей. Он уже попрощался с церковью, где молилась Констанс, с комнатой, где она жила, с могилой, где ей предстояло вечно покоиться, и больше ничто не удерживало его в Шиноне; вот почему Роже, как ребенок, позволил увести себя, он машинально попрощался с тетушкой и сел в двуколку, в которой приехал его отец, не только не оказав никакого сопротивления, но даже не произнеся ни слова. На этот раз ехали гораздо быстрее, чем в прошлый: барон, направляясь в монастырь, трижды менял в пути лошадей – в Лоше, Сент-Море и на острове Бушар, а посему им нигде не пришлось ожидать; на каждой подставе в повозку впрягали свежую лошадь, так что назавтра в полдень они уже были в Ангилеме.
