В день своего рождения можно ожидать любой неожиданности, но когда на столе лежит подобная телеграмма, приходится забывать и о собственном празднике, и о жене, которая попросила сегодня приехать пораньше. Генерал Николай Александрович Земсков работал в органах контрразведки уже много лет, но за всю свою жизнь он никогда не сталкивался ни с чем подобным. Ему шел пятьдесят второй год, но, несмотря на возраст, выглядел он молодо, а густые волосы почти не были тронуты сединой. Глядя на лежавшую перед ним телеграмму, он чисто машинально потирал большим пальцем тяжелый подбородок, словно пытаясь решить непривычную для себя задачу.
Не сталкивался с этим и генерал Ерошенко из военной контрразведки, который приехал к Земскову в ФСБ еще рано утром и вот уже второй час сидел в его кабинете. Его лысый череп поражал какой-то основательностью. Ерошенко все время вынимал платок, чтобы вытереть обильно потевшую лысину. Он нервничал явно больше других.
Только полчаса назад явился бывший полковник ФСБ Степанов, отправленный на пенсию несколько месяцев назад. Он как-то резко постарел за эти месяцы, обмяк, расплылся, фигура потеряла былую стройность, и даже в кабинет бывшего руководителя он вошел боком, словно опасаясь, что его могут отсюда выставить как случайного человека. Степанов добирался на метро, своего автомобиля у него никогда не было, но раньше за ним была закреплена машина отдела, привозившая его на работу.
Четвертым в этом кабинете был подполковник Левитин, самый молодой из присутствующих. Ему было тридцать шесть лет, и он, пожалуй, единственный из собравшихся мог не очень беспокоиться за свою дальнейшую судьбу. Телеграмма, лежавшая на столе, как минимум означала снятие с работы обоих сидевших в кабинете генералов, если не будут приняты чрезвычайные меры. И оба генерала это отлично сознавали, собираясь переложить ответственность и на своих подчиненных.
И наконец, последним офицером, находившимся на этом срочно созванном совещании, был представитель военной контрразведки, прибывший с Ерошенко полковник Ильин, мрачный, неразговорчивый сорокадвухлетний офицер с желтоватым осунувшимся лицом, как будто его мучила язва или он переболел желтухой.
– Телеграмма получена сегодня утром, – жестким голосом произнес генерал Земсков. – Полковник Машков подтвердил предположение военной прокуратуры о возможном убийстве двух молодых ученых из нашего Центра в Чогунаше. Вчера в хранилище была проведена проверка ядерных зарядов. Она показала, что два контейнера пустые.
Степанов дернулся то ли от страха, то ли от возмущения. Земсков посмотрел на своего коллегу-генерала из военной контрразведки. Тот угрюмо сказал:
– Когда мне сообщили об этом, я даже не поверил. За столько лет не случалось ничего подобного. И вот теперь такая катавасия.
– Два пустых контейнера, – безжалостно подтвердил Земсков. – Наш директор собирается сегодня вечером доложить обо всем Президенту. Уже до пяти часов вечера у нас должны быть конкретные рекомендации по этому делу.
– Они вместе поедут. С министром обороны, – сообщил Ерошенко, – наш министр уже информирован. Он тоже не поверил, когда ему сообщили. Он даже не знал в деталях о существовании подобных центров.
– Как это не знал? – спросил Земсков. – Он ведь раньше был командующим ракетными войсками. – В том-то все и дело. Режим секретности у нас сами знаете какой был. Даже командующие всех родов войск не имели права знать о существовании ЯЗОРДов. Только министр обороны страны и один из его заместителей, курирующий эти вопросы. И больше никто, если не считать нашей службы.
