Синдром Демиурга - страница 21

– Это всего лишь увлечение, Нина, я уверен, оно скоро пройдёт, – ответил Чепкасов.

– Папа, ты!.. Ты не смеешь!.. – Нина кричала во весь голос.

– Николай Георгиевич, послушайте…

– Всё! – хозяин дома деспотично оборвал разговор Виктора. – Прощайте, молодой человек. Я более не располагаю свободным временем. Вы знаете, где находится выход.

Чепкасов принял независимый вид и уверенным шагом ушёл в свой кабинет.

Нина плакала и уговаривала Виктора сейчас же вместе уйти из дома и больше никогда сюда не возвращаться. Он крепко её обнял, поцеловал солёные от слёз губы и пообещал, что попробует ещё раз поговорить с Николаем Георгиевичем, но немного позже.

– Настойчивость и упорство города берёт! И твоего отца мы тоже уговорим, любимая. Всё будет хорошо. Ты мне веришь? – старался говорить Виктор бодрым тоном.

– Угу, – ответила Нина, шмыгая носом.

Еще раз нежно поцеловав Нину на прощание, Виктор ушёл. Она вытерла слёзы и только сейчас услышала голос матери, доносившийся из соседней комнаты.

Елена Евгеньевна вне себя из-за поведения супруга, забежала следом за ним в кабинет, чтобы поговорить. Она, как могла, сдерживалась, хотя какая-то внутренняя сила понуждала её кричать. От обиды за дочь она плакала, но и это не пронимало супруга, который держал себя так, как будто ни одно её слово не проникало ни в его сознание, ни в сердце. Когда она затихла, Николай Георгиевич не воспользовался паузой, не стал возражать или опровергать её утверждения. Молчал. Решил дать ей высказаться до конца. Он чувствовал, что за все эти дни в ней многое накопилось. Но в глубине души он боялся, что супруга переступит порог дозволенного и скажет такие слова, которые потом невозможно будет взять назад, и может начаться необратимый процесс отчуждения.

Всё утихло. Буря закончилась. Чепкасов остался наедине с самим собой. Он ходил по кабинету и копался в своих мыслях. На некоторое время он дал волю эмоциям. Несколько раз стукнул кулаком по столу с такой силой, что многие документы, сложенные аккуратно в стопочки, разлетелись по кабинету, словно кто-то распотрошил пуховую подушку.

– Как же так могло получиться? – разговаривал Николай Георгиевич сам с собой. – Эти люди не должны были появиться в моей жизни! Ну, ничего, вы меня ещё узнаете. Я вам покажу, кто хозяин этой жизни!

Необъяснимое чувство тревоги и ревности овладело им. Его тяготило осознание того, что, оказывается, не всё в этом мире подвластно его контролю. Бессилие и беспомощность – самые трудные чувства для проживания, и у него должно быть время, чтобы их прожить. Но есть ли это время? Он никак не хотел мириться с тем, что его Ниночка, его маленькая девочка полностью отдала себя во власть этому человеку. Слишком быстро она повзрослела, а отец не успел осознать, что дочь – это личность со своими чувствами и желаниями. Он не понимал, что её внутренний мир был устроен иначе и пытаться его изменить путём навязывания своих убеждений – абсурд. Не меньшим абсурдом было пренебрежительное отношение к выбору дочери, к выбору её сердца. Он считал себя творцом её счастья, забывая о том, что она Божье творение. Стена непонимания росла с каждым днем всё больше.

Чепкасов стал заложником ненависти, ярость застила глаза. И, возомнив себя демиургом, он решил сыграть блиц-партию под названием «Армагеддон». Новоиспечённый властелин судеб судорожно обдумывал каждый шаг, потому что в этой «битве» ему нужна была абсолютная победа.