Эти камни и изгиб берега защищали их от большого пляжа, где сейчас было полно народу. Они устроились в стороне, и здесь было не так удобно, а в море так вообще не войти. Зато маме и Тощему очень нравилось тут миловаться, а остальное будто бы не имело значения. Зачем им море, если они есть друг у друга?
Они не первый раз забредали в этот уголок, и Каштанчик даже привыкла к нему. Она уже усвоила, что людей тут не бывает. Если кто и сворачивал в эту сторону, то, увидев маму и Тощего, прижимающихся друг к другу, они спешили уйти, иногда – покраснев, иногда – с шуточками.
Но в этот раз кто-то не ушел. Он держался в тени, таился среди камней, он наблюдал… Поначалу он был совсем незаметным, и Каштанчик улавливала его только боковым зрением. Тогда она сделала вид, что вернулась к игре, но продолжила наблюдать за камнями через упавшие на лицо пряди волос, которые выгорели на солнце и стали почти рыжими.
Ее трюк сработал: тот, кто таился среди камней, шагнул поближе. Он не случайно оказался здесь, он подсматривал за ней, мамой и Тощим! А теперь Каштанчик смотрела на него, и он ей совсем не нравился.
Это был взрослый дядька, невысокий и коренастый, весь какой-то бледный, с широким лицом и глазами навыкате. Жуткий тип! Каштанчик не знала, сколько ему лет, ей все взрослые казались одинаковыми – они или старые, или не очень. Этот был не очень, как мама и Тощий. На пляже было жарко, но он пришел в темной одежде, хотя он вспотел так, что его длинные взлохмаченные волосы липли к лицу.
Он весь был какой-то темный – одежда, волосы эти, глаза и круги под глазами… Он ничего не делал, просто пялился на них, но от этого Каштанчику становилось не по себе.
Она резко обернулась к взрослым, которые пришли с ней на пляж.
– Мам… – позвала она и запнулась.
Ну вот опять они, опять! Прилипли друг к другу и лижутся, противно же смотреть! Каштанчик смущенно поморщилась, а мама, заметив ее взгляд, тут же оттолкнула от себя Тощего, поправила платье и попыталась улыбнуться; получилось нервно и неубедительно.
– Что случилось, Каштанчик?
– Там… – Каштанчик снова посмотрела на камни, хотела указать на них, но обнаружила, что в этом больше нет смысла. В тени никого не было, Темный просто испарился.
– Что там? – спросила мама.
– Да уже… Показалось… Показалось, что собака!
– Ничего не бойся, маленькая, – засмеялся Тощий. – Пока я с тобой, тебя никакая собака не обидит!
Каштанчик только раздраженно фыркнула, но насмехаться над Тощим не стала – мама за такое ругалась.
Она и сама не могла понять, почему не рассказала им про Темного. Пожалуй, просто испугалась, что они осмеют ее: такая большая, а страшилки придумывает! Она ведь никак не могла доказать им, что он там был.
Да и какая разница, если был? Подумаешь, смотрел! Для себя Каштанчик решила, что это все-таки не важно. Посмотрел – и ушел, и больше уже не вернется, а значит, о нем вполне можно забыть.
Бумаги были повсюду. В тусклом свете настольной лампы они казались мягко мерцающими прямоугольниками, застилающими все вокруг: стол, диван и даже пол. Все это были копии, сделанные на плотной офисной бумаге, поэтому они смотрелись куда ярче и новее, чем первоисточники.
Леон всегда так работал – по крайней мере, пока он был следователем. Когда он принял сытую и спокойную должность начальника охраны, все стало иначе: на его клиента никто и не собирался нападать, вся его команда существовала скорее для видимости, никаких сложностей и вызовов в этой работе не было, и он откровенно скучал. А в полиции… да, там было поинтересней, и теперь ему предстояло снова вернуться к тому ритму, пусть и ненадолго.
