Туалет на улице в виде деревянного домика, вода из колодца. Электричества и связи нет. Холодильник, стало быть, тоже отсутствует. Зато под полом был погреб для хранения продуктов, глубокий и прохладный. Я лишь заглянул в него, но залезть не решился. Оттуда потянуло холодом и сырой темнотой, и я поспешил захлопнуть крышку. Во дворе стояла банька, которую Серёга обещал истопить вечером, если мне того захочется.
Пока я осматривал окрестности, Серёга сбегал к местным жителям, принес яиц, овощей, зелени и картошки. Достал из багажника походную печь, работающую на газовых баллончиках, и принялся готовить поздний завтрак.
"Отвык я уже от деревенской жизни, – пояснил он, кивнув на газовую печь. – Отец как-то справлялся по привычке, а я уже так не смогу. Электричество нам обещали провести, да так и не провели. А теперь и подавно не станут. Деревня вымерла. Остались несколько домов, в которых старики доживают свой век. Мой отец был одним из тех, кто не захотел покидать родные места. Тут, говорил, мать твоя похоронена и я рядом с ней лягу. Так и вышло".
Пока я слушал его монолог, на сковородке аппетитно заскворчала яичница, запахло свежим хлебом и луком. Серёга ловко снял с печи сковороду и поставил на огонь чайник. Разложил по тарелкам яичницу, присыпал зеленым лучком, отрезал по ломтю белого хлеба. Залил чайные пакетики кипятком и пригласил меня к столу. Я к тому времени успел не только обойти окрестности вокруг дома, но и умыться студеной водой. Чувствовал себя бодрее и лучше, чем обычно, словно обещанная матерью польза от общения с природой уже начала на меня действовать. Ел я с большим аппетитом, нахваливая кулинарный талант друга.
После завтрака мы прибрались и пошли прогуляться по деревне. Первый же дом, попавшийся нам на пути, был заколочен. Забор вокруг него покосился, участок и двор заросли бурьяном, собачья будка пустовала. Одинокая цепь, покрывшаяся ржавчиной, валялась в пыли. Следующий дом представлял собой такое же жалкое зрелище. И таких брошенных дворов было много. Серёга прав: деревня вымерла и теперь походила на поселения-призраки, про которые сочиняют страшные истории. Кругом царило запустение.
Скоро мы добрались до деревенского кладбища, где ситуация была не лучше. Заваленные кресты со стершимися от времени надписями, провалившиеся могилы, которые никто не поправлял, заросшие травой памятники с выцветшими, едва распознаваемыми фотографиями. Следить за кладбищем было некому. Новых захоронений тоже давно не было. Самая свежая могилка принадлежала Серёгиному отцу, умершему в декабре прошлого года. Серёга выправил отцу добротный памятник с выгравированным изображением, на котором тот улыбался. Рядом была похоронена его жена, Серёгина мать, умершая совсем молодой. С фотографии смотрела красивая женщина с грустной улыбкой и светлыми волосами, уложенными по моде тех лет. Я совершил в уме нехитрые вычисления и пришел к выводу, что женщина умерла в возрасте тридцати четырех лет, что показалось мне ужасной несправедливостью.
"Такая молодая и красивая! – думал я. – Жить бы и жить".
Но вслух ничего не сказал, не хотел огорчать Серёгу.
Постояв немного возле родительских могил, мы решили, что пора возвращаться. Солнце уже забралось высоко и нещадно палило. Назойливые мухи липли к телу, приходилось их отгонять березовой веточкой, которую я подобрал у дороги. Хотелось поскорей напиться холодной воды и спрятаться в тень. Шли мы молча. Серёга был задумчив и серьёзен.
