Рука как бы сама устанавливала стиль общения, отчасти даже диктуя свою волю, причем не только другому, но и самому майору. Однако не всем это нравилось, иногда руку пытались отдернуть, извлечь, только куда там? Если он сам не отпускал, то вырваться было невозможно, прихват был настолько же крепким, насколько и мягким.
А некоторые подавали руку, словно делая одолжение, складывали ладонь лодочкой, вяло и как бы нехотя, и потом сразу ее отнимали, другие вытягивали ее перед собой вроде бы для рукопожатия, но только это превращалось в своего рода заградительный заслон, не подпуская ближе, даже как бы отстраняя или отталкивая.
Майора такие недорукопожатия обижали, он воспринимал их как затаенную неприязнь к себе, хотя и понимал, что на самом деле, скорее всего, ничего это вовсе не значит. И тем не менее старался такого рода знакомых обходить, чтобы лишний раз не ощутить неприязненного чувства. Но главное – почему-то невольно вспоминались пальцы того музыкантишки, как если бы это его собственные, Федосова, и именно на них наступали сапоги.
Проблемы были и с женщинами. Известно, что в женщинах мужчин может привлекать самое разное: кто-то зацикливается на ногах, коленках там или лодыжках, кого-то завораживает лицо или изгиб бедра, кого-то походка, ну и так далее, вплоть до самых сокровенных местечек, а вот майора волновали только руки, если еще конкретней – женские пальцы. Стоило руке какой-нибудь барышни оказаться достаточно близко в поле его зрения, как взгляд майора тут же фиксировался на ней, и он, загипнотизированный, уже не в силах был оторваться. А если вдруг удавалось взять эту руку, то он держал ее, словно это была не рука, а живое трогательное существо вроде котенка или неоперившегося птенца. Странно, но женщин это почему-то настораживало и даже пугало, как будто за такой вовсе не показной нежностью могла скрываться порочная необузданность.
В амурных делах майору, надо сказать, катастрофически не везло, и кто знает, не потому ли? Если вас берут за руку и дальше ничего не происходит, а человек ведет себя почти как зомби, бережно, словно драгоценные бусинки, перебирает ваши пальцы, трогает ногти, гладит кожу, рассматривает, низко наклонив лицо, линии на ладони, ну и так далее, то тут действительно могут закрасться всякие подозрения. Так, вероятно, и было.
Кстати, о линиях. Некая женщина по имени Наталья, парикмахерша, чья рука однажды в знак благодарности была нежно взята майором, как бы взвешена и оценена, с интересом спросила:
– Вы, случайно, не хиромант?
Майор озадаченно поднял серые грустные глаза.
– Как вы сказали? – смущенно переспросил он.
Слово вроде знакомое.
Женщина отважно повторила.
– Возможно, – сказал майор задумчиво, хотя такое ему в голову никогда не приходило. И тут же неожиданно сообразил, что хиромант – это вроде черноглазой цыганки в яркой пестрой юбке на привокзальной площади, эй, молодой, дай погадаю, всю судьбу тебе расскажу. Он от них убегал, а некоторые соглашались, деньги давали, потому что если не дать и цыганку разгневать, то могут возникнуть серьезные проблемы.
– Правда? – воскликнула Наталья. – И судьбу предсказать можете?
– Не уверен, – сказал Федосов. – Никогда этим не занимался. Да и никакой я не хиромант, если честно. – Он ласково погладил женскую узкую руку, в который раз восхитившись ее изяществом.
– А мне кажется, вы могли бы…
