Вот так, за один день, жизнь лишает нас радужных надежд, и окунает мордой в дерьмо, напоминая, что не стоит слишком сильно ждать чудес…
Сумочка на коленях непривычно тяжелая, в ней увесистая пачка денег. Мысли разбегаются, то и дело вспыхивают картинками произошедшего за последние часы, и обрывками разговора с Бесом. С чего он вообще решил, что я именно та, кто ему нужна? Меня ведь и красавицей не назовешь, уж я-то себя знаю. Белая кожа, на которую загар с трудом ложится, веснушки эти уродливые, маленький рот, нос вздернутый, да и волосы черные, как у вороны. А внешность малолетки, её-то куда спрячешь?!
Недаром же мужики блондинок любят. Те на куколок похожи, ну, а с меня какая соблазнительница? Даже Диму не смогла заинтересовать.
— Слышь, подруга. Чёт я не врубаюсь. — джип сбрасывает скорость, дюжий охранник Беса оборачивается ко мне, облокотившись о спинку кожаного водительского кресла. — ехать дальше? Тут заблудиться ж запросто, хрен разберешь, куда свернуть.
Я смотрю в окно. Мы проезжаем мимо сеточного ограждения, за ним темнеют глыбы гипермаркета. Машу рукой в сторону высоток слева, и, не раздумывая, прошу остановиться напротив переулка. Через него добраться до моего дома хватит пяти минут, не хочу, чтобы кто-то из соседей увидел меня, вылезающей из навороченного «лексуса».
Вон, отсюда видно, что в квартире вездесущей Ираиды Марковны свет горит. Она сова, ночами бодрствует, шпионку корчит, за всеми подглядывает, а потом с такими же сплетницами кости перемывает. Да еще и доказательствами свои слова подкрепляет, снимает из кухни «провинившегося» на модную цифровую камеру. Дочь ей подарила, а бабулька вообще современная, даже в компьютерные игры режется.
— Подожди ты. Провожу до подъезда. — неожиданно говорит парень, не спрашивая, хочу ли я этого, и выбирается из джипа.
Вернее, он успевает только взяться за ручку, а я отчаянно пытаюсь высвободить край юбки, закушенной дверцей, и тут тишину улицы взрывают приглушенные хлопки. Что это такое, соображаю не сразу, но какой-то инстинкт заставляет оставить в покое шмотку, и пригнуться. Охранник неловко заваливается на бок, свешивает голову на грудь, на лобовом стекле россыпь трещин. Меня обуяет ужас.
Визг тормозов выдергивает из прострации, по «лексусу» скользяще мажут удаляющиеся стоп-огни. Тот, кто сейчас мчится прочь, минуту назад стрелял по нашей тачке, — от понимания этого меня трясет, сердце почти рвется из груди, и я несмело протягиваю руку к водительскому креслу.
— Эй… — Господи, как там его Бес называл?! — эй, Куба… Ты живой?
Произношу сначала шепотом, словно убийца мог на расстоянии подслушать, что в джипе был не один парень, и едва различаю собственные слова. Дотрагиваюсь до плеча несчастного, он не подает признаков жизни. Преодолев страх, я подаюсь вперед, робко заглядываю в лицо бандита. Глаза у него открыты, жуткое зрелище в полумраке салона, а по груди расползается кровавая розочка.
— Мамочки… — сглатываю мокро̀ту, непослушными пальцы шарю в карманах Кубы, мысли путаются, потому вспоминаю, что именно ищу, спустя несколько секунд.
Его мобильный в руках ходит ходуном, попасть пальцем в журнал вызовов, для меня целая проблема. Стараясь не смотреть на труп, и до боли закусив губу, наконец, отыскиваю нужный контакт, и до рези в глазах всматриваюсь во мрак за пределами джипа. Почему-то страшно выходить, от дома отделяет темный переулок, энтузиазма это не прибавляет. Здесь, конечно, тоже небезопасно, вдруг палач решит вернуться и проверить, мертв ли Куба?
