Почитаю внимательно хотя бы историю болезни. Что там в анамнезе? Тут кстати коллега позвала пить чай. За чаем я вновь свёл разговор к интересующей меня теме. «Даже странно, – сказала она задумчиво – вот вы с ним тёзки». – «Чего ж странного, Николаев в Питере столько, что и не мудрено». – «Так и отчества совпадают, и в фамилии почти». – «Ну, надеюсь, меня ты психом не считаешь?» – Усмехнулся я. – «Да кто ж тебя знает? С бабами своими не разберёшься, – это её конек, поддеть меня, – и сам сдуреешь». – «Так я разобрался, теперь вообще один», – я усмехнулся, ибо так оно и было. И вернулся к прерванному месту, – как это я мог упустить такое совпадение?
«Кстати, как он?» – «Практически без изменений, только к компьютеру больше не подходит, и сидит тихо». – «А жене его не звонили?» – «Не знаю, может, раньше. Если хочешь, позвони сам, ещё не поздно. Прямо отсюда, – она достала список телефонов родственников, – вот его номер». Что я и сделал. На том конце трубку взяли почти моментально – видно, ожидали звонка. Но были разочарованы, услышав голос дежурного врача. И, мало того, даже упоминание имени моего больного тёзки вызвало нескрываемое раздражение.
Мне сказали, весьма вежливо, и чрезвычайно приятным, достающим даже на расстоянии голосом, что он и так давно уже зациклился на своих шлюхах, и вообще, теперь не имеет к ней даже формального отношения, и попросили более по этому поводу не тревожить. «Но Вы же столько прожили вместе, проявите участие, и он быстрее поправится».
На что мне ответили, что думать надо было раньше, так ему и надо, пусть его бабы о нем и заботятся, а у меня, мол, своя жизнь, и я жду звонка, и не занимайте телефон. «Ну и стерва, – сказала медсестра, узнав о содержании разговора, – не мудрено, что он так сдвинулся. Хоть бы разок пришла, так нет. И другие не приходили – узнали, наверное, что он здесь. Кому охота с психом возиться!» Я не стал её разубеждать: судя по тому, что я прочёл, в разрыве с женой он был виноват сам – поддался чарам, или сам соблазнил, ходил налево, и вот – результат. Не каждая может простить, даже если была любовь.
Анна же испытывала сострадание ко всем убогим, иначе нельзя здесь работать. Мы помолчали. А потом я пошел к себе и включил компьютер. Сохранённый файл был на месте, и я снова погрузился в чтение.
Рыжая позвонила мне утром на работу, и сказала, что, к счастью, её муж уехал на несколько дней в командировку, а дочка сейчас у бабушки. Дня три она будет свободна. О чем ещё я мог мечтать? Тем более что и моя соседка – как иногда складываются обстоятельства – тоже куда-то намылилась, и я подумал, что можно пригласить Рыжую, чтобы не дёргаться и побыть вдвоём. К тому же, мне, наконец, вернули машину из покраски, и я открыл автомобильный сезон.
Занятий сегодня не будет, и весь вечер – наш. А что далее? Я не мог допустить, чтобы Рыжая…
…я ничего не помню. Они добрые. Все. Принесли мои вещи. Я нашёл флэшку, в кармане. Прятал под подушку. Сестра разрешила пользоваться компьютером. Куда все пропали? Нога немного болит. А вечером кружится голова. Кормят хорошо. Каша с маслом, котлеты. Как найти Рыжую? Приходили люди какие-то. И говорили. Их не помню. Вижу смутно. Старая женщина плакала. Что она здесь делает. Говорила, что мать. Моя. Но не помню. Хотел утешить, а она ещё больше плачет. Сегодня давали компот, а потом доктор сказал, что она уехала. Если мать, то почему? Никакого хозяйства не помню. Что—то во мне зашкалило. А здесь хорошо. Тепло и деревья зелёные. Стоят. Скоро разрешат гулять. Я уже присмотрел скамеечку. Зелёную, как дерево. И урна рядом. Только зачем решётки?
