Обед мой не был плотным и не занял много времени. «Добивая» остаток времени до конца законного перерыва, я прогулялась по первому этажу, изучая обстановку. Утром, боясь опоздать, пролетела сквозь холл, как девочка Элли, подхваченная ураганом, и не успела толком осмотреться.
Иркина утренняя шутка про помесь свечного заводика с мавританским домовладением определенно была оправданна. Изнутри здание тоже выглядело гибридным – отчасти дворец, отчасти выставка достижений народного хозяйства.
Две стены на входе сплошь покрывали плазменные панели, расположенные встык, квадратно-гнездовым способом. На них сменялись красивые картинки – парадные виды Санкт-Петербурга, благостные лица университетских профессоров, открытки с виньетками и текстами поздравлений с личными праздниками и производственными успехами. За видеостенами тянулся гардероб, за ним – кафетерий со стеклянными витринами и кулинарными шедеврами. В холле было шумно, людно, вкусно пахло кофе и выпечкой. Мраморные полы блистали, хрустальные люстры сияли. В огромных зеркалах отражались студенты в джинсах и кроссовках (я им позавидовала). Эклектика!
Геометрия пространства тоже не радовала глаз чистотой линий. В результате объединения изначально разных построек возникли конструктивные дефекты вроде разноуровневого пола и странной формы выступов и ниш, но с помощью зонирования их изобретательно превратили в изюминки помещения.
Глухие аппендиксы стали уютными уголками с книжными полками, журнальными столиками и мягкими креслами. Причем мебель была хорошая, дорогая. Стилистический разнобой позволял догадаться, что она честно отслужила свое в кабинетах высокого руководства, зато гармонировал с нестандартным помещением.
В целом все прекрасно смотрелось бы в столице Кубани, но выглядело слишком «дорого-богато» (читать с мягким фрикативным «г») для старого доброго Санкт-Петербурга – не хватало благородной скромности.
Впрочем, за нужной мне дверью с табличкой «Извините, прохода нет» картина разительно изменилась. Врала табличка – проход там был, а вот интерьерный дизайн отсутствовал напрочь.
Если бы узкая шахта с лестницей была не квадратной, а круглой, я бы подумала, что оказалась внутри водонапорной башни: скучные крашеные стены, старая советская метлахская плитка на полу…
Из красивого тут неожиданно обнаружился джентльмен в прекрасном летнем костюме цвета мокрого песка. Я ощутила его присутствие раньше, чем увидела: к мажорному запаху свежей сырой штукатурки добавилась яркая нота дорогого мужского парфюма – чего-то такого с тонами ветивера и мускуса.
Я подняла голову и увидела сначала нервно притопывающую стопу в легкой туфле из кожи антилопы, а потом, взойдя чуть выше, обозрела джентльмена в полный рост.
Отчаянно диссонируя с окружающей обстановкой, он высился на лестничной площадке ремонтируемого третьего этажа: слева заляпанная побелкой стремянка, справа – башня из пластиковых ведер с краской, посередине – красавец.
Я увидела его со спины, но даже с такого ракурса можно было понять, что джентльмен пребывает в тяжких раздумьях. Как былинный богатырь на распутье: налево пойдешь – под стремянку попадешь, направо пойдешь – ведром по голове получишь…
Вариант «прямо пойдешь» исключала наглухо закрытая дверь. Металлическая – такую разве что тараном или мечом-кладенцом одолеешь, а у красавца в руках ничего из богатырского снаряжения не было: в правой – пачка сигарет, в левой – мобильник. Поднимаясь, я услышала обрывок его разговора. Что-то очень личное – то ли «беда моя», то ли «всегда моя»…
