– Димочка… – Лариса как-то нескладно, толчками встала, ухватилась за щеки. – Ты понимаешь… Ты ведь знаешь мою Антонину Ивановну, она добросовестнейший человек… И потом… И потом мы эту пробирку на областную станцию переливания крови отвозили, там перепроверили, все подтвердилось… Оттуда в спидовский Центр на иммуноблот… Ужас просто…
– Пробирки перепутать не могли?
– Исключено. – Выбежала из-за стола, схватила его за плечи, затрясла. – Ты только не бей сразу в колокола, слышишь? Не смей! Вдруг действительно какая-то нелепица, чего не бывает! К тому же, мне ли тебе объяснять, абсолютной гарантии ни один анализ дать не может, ни в ту, ни в другую сторону, какими бы надежными аппаратура и реактивы ни были! Езжай сейчас же в Центр, пусть землю носом роют, докапываются! Хочешь, я с тобой поеду, я там главного врача знаю?
– Обойдусь. – Гурский высвободился из ее рук, хмуро поглядел, словно она в чем-то провинилась перед ним. – Но ты, пожалуй, права, медлить в самом деле нельзя. Они ведь теперь не только за меня, за того пацана тоже возьмутся, родители его прознают… Ладно, будь, я, как вернусь, дам тебе знать. – И уже у самой двери задержался, попросил: – Никому ни слова, Ларка, никто еще не знает, одна Петровна моя, но та не выдаст. Хотя… – досадливо цокнул языком, – фамилия редкая, не Иванов-Петров, инициалы мои… Наверняка по богадельне твоей уже слушки поползли. Займись, пожалуйста, этим.
– Займусь, ты не беспокойся, – закивала Лариса и вдруг, порозовев, решилась: – Дим, ты только не заводись, мы же с тобой тыщу лет знакомы… И с тобой, и с Галой твоей… Мне-то, надеюсь, ты доверяешь? Ну, ничего у тебя такого… сомнительного… ни с кем не было? Всякое же с человеком случается, никто не застрахован… А о том, чтобы это Гала твоя могла… даже думать не хочу…
Он не ответил, посмотрел лишь свирепо и так дверью за собой грохнул – стекла зазвенели…
«Жигуленок» его стоял во дворе, возвращаться в отделение, встречаться с округлившимися глазами Петровны не манило; решил, что заявиться в спидовский Центр в халате будет даже сподручней, не придется объясняться с каким-нибудь тамошним привратным цербером. Но, уже садясь в машину, заметил, что выскочил в больничных тапочках, нужно было пойти переобуться. И оттого, что с самого начала сбои начались, не заладилось, настроение портилось еще больше.
Сказав перепуганной Петровне, что определенно в лаборатории что-то напутали или техника забарахлила, и надобно ему на часок отлучиться, кое в чем разобраться, Гурский убежал. В Центре он никогда не был, но знал, где тот находится, минут двадцать езды. Гнал, однако, машину так, точно от выгаданных минут что-то зависело. И непостижимей всего, что самая логичная, на поверхности лежавшая мысль о возможности заразиться от той оперированной им бомжихи почему-то не приходила ему в голову. Гаденькими пиявками присосались, изводили последние Ларкины слова. «А о том, чтобы это Гала твоя могла»… Гала, его Гала, подцепившая где-то – от одного этого «где-то» свихнуться можно – СПИД и наделившая им его… Впору было швырнуть машину на ближайший фонарный стол, чтобы раз и навсегда покончить с этим кошмаром… А еще удружил в этом году сентябрь едва ли не августовским зноем, душно, невыносимо душно было в кабине, не спасали сдвинутые до отказа стекла, врывавшийся в окна уличный воздух, такой же горячий и плотный, не приносил облегчения, отвратительно липла к телу одежда…
