А потом война началась. Матея поваром на фронте определили.
Когда дядька из дома ушел, Маша его вещи не стирала. Вынет из сундука рубаху – и долго нюхает мужний пот, а потом прикладет сорочку к груди, рукава на плечи разложит и что-то шепчет перед иконой Всецарицы.
Женщины отворачиваются, а мы, дети, бегаем вокруг и смеемся, рожи корчим: «Придет, вернется к тебе дядя Матей». Долго потом бабий плач по дому аукался, стоит только одной начать…
Тяжело и голодно в войну. Разлилось горюшко по дворам. Деревня хоть воронежская, но немцев у нас не было. Зато дезертир был. Федя Коршак. Власть он с председателем колхоза поровну делил: днем советская, а ночью Федькина. Милиция далеко, а Коршак рядом.
У жены и родителей Федька не жил. Ночевал каждый день на новом месте. Бывало, хозяева и не знали, что Коршак у них на чердаке спит – двери то у всех открыты.
Но чаще Федька с двумя любовницами к хозяевам приходил. Просил угостить их компанию. И угощали – попробуй откажи, когда приклад обреза из-под тулупа торчит. К вдовицам и молодухам, у которых мужья на фронте, Федька частенько и сам заглядывал.
Пришел он и к Марии. Завернула ему тетка последнюю буханку и немного сала, рядом чверть поставила. А Коршак не уходит. Развернул тряпицу, нарезал хлеб и разлил самогон по стаканам: «Давай выпьем, Маша». Выпили.
Когда Федька к печи Марию за рукав потянул, тетка повернулась и сказала: «Ничего у тебя не выйдет, Федя. По своей воле я наверх не полезу. Это Матеево место. Других там не будет. Лучше убей сразу».
Размахнулся Коршак и ударил Машу в грудь. Возле печи она так и осела. Но тут Катька, Федькина любовница, в дом влетела. Кто-то ей шепнул, к кому Федька в этот раз зашел. А баба она огонь! Схватила любовника за рукав и оттащила от Марии. А потом и увела его совсем.
С тех пор Коршак к тетке не заходил. Но она после этого вечера перебралась с детьми к нам.
В сорок четвертом милиция из района окружила дом Федькиной любовницы и после долгой перестрелки Коршака убили. Жена и родители отказались его хоронить. Милиционеры закопали труп за двором. Долго еще селяне это место обходили стороной.
Дядя Матвей вернулся с войны раненым и контуженным, но живым. Полевые кухни немцы часто обстреливали. Ведь солдат возле них всегда хватает. Когда вошел в дом – тетку повело, прямо на руки мужа упала.
В колхозе после войны мужиков на пятерне сосчитать можно. Однажды к дядьке подошел председатель: «Хочу доверить тебе водяную мельницу, Матвей».
Удивился дядька: «Мельник должен уметь писать и читать. А я неграмотен. Не осилю я такую работу».
– Осилишь, Матвей, – председатель ловко скрутил самокрутку единственной рукой. – Смышленый ты мужик и хозяйственный. Лучше тебя с мельницей никто не управится. А ей ремонт нужен. Больше стоит, чем работает. А насчет грамоты – не твоя забота. Мы к тебе учетчицу пристроим. Из наших комсомолок.
Сросся с мельницей Матей. Второй женой она ему стала. Часто и ночевал на мешках с зерном. И мельница его любила. Хоть и контужен был мельник, но каждый мешок муки и зерна в его голове на учете были.
Но не одна мельница хозяина любила. Припал Матвей к сердцу учетчицы, совсем еще девчонки. Под скрип жерновов и журчание воды она призналась в любви. Вздохнул Матвей: «Ты, Таня, ко мне не прилепляйся. Нехорошо это. У меня дочери твоего возраста. Дурь твоя все равно пройдет. По себе мужика ищи».
