Синора Ависсу - страница 30

− Насчёт родных и близких не знаю, но о прежней жизни точно можно забыть, − ответил Габров. – Нам предлагают нечто необычное, что не вписывается в представление о привычном для нас мире. Несколько лет я пытаюсь заниматься фантастическими рассказами и сценариями для компьютерных игр, мечтая посмотреть «от первого лица» на что-то из того, что сам же сочинил. И тут нам это предлагают! Конечно, подозрительно, что к нам отнеслись столь по-доброму, и даже дали время на размышление…

− Думаешь, они потребуют «продать душу»? – с иронией заметила Габрова. – Всё может быть. Хотя то, что эти ребята – наши собратья по вере, вселяет некоторую надежду на лучшее.

− Надеюсь, что они не притворяются, и это действительно так, − сказал журналист. − Хотя у них, наверное, старообрядчество или что-то вроде того… Они ведь о реформе Никона понятия не имели.

− Ну, так что же ты предлагаешь ответить им завтра?

Габров прошёл на кухню и посмотрел в окно.

− Я готов отправиться в это «путешествие», если ты пойдёшь со мной. Без тебя я всегда «не в своей тарелке».

− А как же иначе? Куда ты, туда и я…

Жена подошла к нему и тоже стала вглядываться в ночное небо.

− Мне не даёт покоя одна мысль, − произнесла она. − Этот Иакинф сказал, что у него шестеро детей… А я тебе даже одного всё не могу родить. Вдруг там найдётся способ это исправить? Я пойду с тобой.

− Тогда завтра в четыре часа дня мы должны быть вместе со всеми.

На минуту повисла пауза. Внезапно журналист резко обернулся к жене.

− И ещё знаешь что?

− Что?

− А я что-то жрать хочу!

− Да? А знаешь что?

− Что?

− И я тоже!

Егоров по дороге к метро выкурил полпачки сигарет. Всё происходящее не укладывалось в голове. Он был убеждённым материалистом и был готов поверить, в крайнем случае, в инопланетян, а «набожные бояре» из параллельно существующего пространства в картину мира не вписывались. Если весь вечер Слава сохранял хоть какое-то внешнее самообладание, то теперь оно совсем покинуло его. Он ехал по одной ветке с Владимиром, который был тоже достаточно ошарашен путешествиями в пространствах. Егоров предлагал ему зайти в какой-нибудь кабак, хорошенько выпить.

− Нет. Я пить не буду, – сказал Владимир. – Завтра я отправлюсь на встречу. Хочу всё-таки узнать, в какое дело нас хотят втянуть. Не знаю только, что мне Кате сказать. Видимо, придётся отложить встречу с ней. Эх, нехорошо получается…

− Ну и иди! Только зачем тебе всё это? Тебе 24 года. У тебя есть хорошая специальность. Ты не местный. Смойся к себе в Екатеринбург, к мамке с папкой от этих «бояр-инквизиторов». Авось и скроешься там в столице. И Катюху свою прихвати!

Егоров снял очки, подышал на них и вытер об себя.

− А кстати! Ты мне, помнится, говорил, что свидание ей, наконец, решился назначить. И должно оно состояться именно завтра. А? Девушка твоя наверняка обидится, если ты скажешь, что не можешь.

Владимир пустым взглядом посмотрел на тянущиеся по стене тоннеля провода.

− Да… С этим проблема, но… Я твёрдо решил. Если Катя обидится, то я потом ей как-нибудь всё объясню. Это лучше, чем просто навсегда исчезнуть неизвестно где… Но… Блин… Это всё так сложно…

Слово «служба», произнесённое Иакинфом, для него было синонимом угнетения и бюрократии. Он был анархистом, презрительно относился к выборам, считая что в них не может быть честности, покуда существует государственная власть. Однажды, учась на втором курсе института, он даже был привлечён к административной ответственности за участие в несанкционированном митинге возле избирательного участка. Столкновение с другой реальностью выбивало его из привычной колеи событий. Телепортация, прочие неведомые технологии и совершенно иная культура людей затерянного мира манили к себе какой-то странной жаждой приключений, которую Владимир сохранял в себе наряду с «застарелым» юношеским максимализмом. Перспектива того, что при этом ему придётся служить какому-то явно иерархическому и весьма религиозному сообществу, вызывала терзающие ощущения в душе. Чаша весов колебалась.