Синора Ависсу - страница 39

Егорова смешило то, как инженеры торжественно участвуют в молебне перед запуском какого-либо нового генератора энергии, придуманного и собранного ими. Однако когда он видел синорских учёных в работе, на него нападало некое умиление, вызванное слаженностью их действий и уровнем знаний. Тем не менее, весь свой восторг Слава старался немедленно подавлять, зачастую срываясь на открытые насмешки по поводу совместимости науки и религии.

Несколько раз он имел разговор с Владимиром, который поначалу тоже был в метаниях по поводу своей конфессиональной принадлежности. Художник-мультипликатор никогда не понимал, зачем людям верить в Бога, если, как ему казалось, весь мир можно легко и просто понять без всяких религий. Вдобавок у него всегда не складывалось межличностное общение с верующими, за исключением, пожалуй, супругов Габровых. В последнее время Владимир, как чудилось Егорову, стал избегать разговоров на тему вероисповедания и принятия Таинства Крещения, что не могло не разозлить Славу, заподозрившего, что его товарищ всё-таки «сломался» и уверовал. К Бочкарёву и Габрову он не хотел обращаться с разговорами об этом. Хотя они и не отказывали в помощи своему другу, он почти перестал воспринимать их всерьёз − они были крещёными и вполне нормально относились к Церкви. Слава чувствовал, что вот-вот останется один, а синорские бояре решат на всякий случай изолировать его.

Он шёл по улице, мимо домов, окружённых палисадниками и раскидистыми деревьями.

− Кто бы мог подумать… − шептал Слава, глядя на далёкие шпили кидишевских храмов. – Глаза как у ребёнка стали. Будто первый день ими смотрю…

Так хорошо видеть без очков и линз Егоров мог, когда учился в первом классе школы.

− Как же вам всё это удаётся, а? – проворчал он себе под нос. – Ну не может же такого быть, чтобы изолированное общество за несколько сотен лет породило всего лишь нескольких убийц-психопатов, которых можно буквально по пальцам руки перечесть, и такое количество «кулибиных», которые мало того, что открытия делали, так ещё и на костёр не отправлялись!

Егорову казалось, будто в его рассуждениях проявляется неправота, несмотря на то, что всегда считал себя правым во всём. Он хотел было плюнуть, но навстречу ему показался высокий синорянин в просторной салатовой рубахе-вышиванке и фиолетовых шароварах. За ним следовали трое детей. Лицо местного жителя выражало доброжелательность и умиротворённость. Славе очень захотелось сделать мелкую демонстративную пакость, но что-то подсознательно удерживало его. Он представил себе, что если вот так, напоказ, плюнет посреди улицы, то синорянин в салатовой рубахе не станет ругаться, а лишь посмотрит на него с сочувствием, как на больного. И детям потом объяснит, что человек этот в смятении и нуждается в покое и помощи.

− …тоже добрый человиэк… − донеслась до ушей Егорова реплика синорянина, что-то рассказывавшего детям.

− Это я что ли? – пробормотал Слава, возомнив, что речь может идти о нём. – Как вы все, в таком случае, ошибаетесь…

Он с негодованием засопел и пошёл дальше. Выбрав небольшую полянку между деревьями, он присел на корточки и достал пачку сигарет. Ему разрешали курить, хотя и недвусмысленно дали понять, что с этой привычкой придётся покончить – в Синоре не было табака, а доставать сигареты для Егорова никто не собирался. Чудом удалось убедить Иакинфа раздобыть одну пачку.