«Это, кажется, называют вдохновением. А может, если очень сильно хотеть, у тебя все получится».
Вика проснулась среди ночи, в холодном поту, дрожа от страха. Она не помнила, что ей приснилось. Напрягшись, попыталась вспомнить то состояние, которое вызвало у нее такое сильное чувство, но сон растворялся, рассыпался, как пепел от сгоревшего листа бумаги. Лишь лоскутки, обрывки пару секунд слабо трепыхались в ее сознании – отчаянный крик, взвывающий о помощи, невыносимо яркий блеск какого-то кристалла, огромная хищная птица, хлопавшая крыльями, лестница без перил над пропастью и вспышка синего цвета. Но через несколько мгновений Вика забыла и это, крепко уснув. На этот раз без сновидений.
* * *
– Вот это да-а-а! Неужели это ты нарисовала? Сама?
Дети обступили Вику плотной толпой, неотрывно глядя на картину, кто – с восхищением, кто – с неприкрытой завистью, но все до единого – с плохо скрываемым изумлением.
– Да ну тебя, Жук! Скажешь тоже – сама! Срисовала из журнала или купила у какого-нибудь художника. Настоящего художника, – язвительно процедил Сашка Алексеев. – Ведь правда, Лисица? Признайся, это не твоя работа!
– Конечно, не твоя. Видно же! Куда уж тебе! И не стыдно врать-то?
Вика опешила от такого натиска. Оправдываться? Убеждать их? Доказывать? Но зачем? Ведь она никого не обманывала! Это ее рисунок, все полностью, от и до, и никто ей не помогал.
Или все-таки помогал?..
Вика вспомнила, как она работала вчера: ее рука с кистью летала, словно ей управлял кто-то невидимый, а она, Вика, была словно в трансе, и не могла даже пошевелиться.
«Да брось, – сказала она сама себе. – Не может этого быть.»
Никто, конечно, ее рукой не водил. Это нарисовала она. Она сама.
– Что молчишь? Не знаешь, что сказать? Сознавайся, тогда, может, пощадим и не расскажем Марии Павловне. Где ты его достала? Ну, отвечай!
Вика гордо выпрямилась и обвела взглядом ребят.
– Это я нарисовала. Я. Сама, – раздельно произнесла она.
– Да ну? Неужели? – навстречу ей выступила Катя Пенкина, самая злющая из всех. – Это ты зря.
Вика сжала кулаки, ногти вонзились в ладони.
– Да? С чего это?
– А с того, что я тоже принимаю участие в конкурсе. Поняла? И главный приз получу я. Я, а не ты. А если посмеешь лезть на конкурс со своей жалкой картиночкой, у тебя будут серьезные проблемы, так что не советую тебе этого делать! Подумай, тебе оно надо? Так что забирай свою каляку-маляку и спрячь куда-нибудь подальше.
– Ни за что, – твердо сказала Вика, и в ее голосе послышался металл.
– Ах так?! Смотри, хуже будет.
– Ты не заставишь меня отказаться!
– Только попробуй! Тебе все равно не победить, ты неудачница, запомни это!
– Пенкина, оставь ее в покое! Вика имеет точно такое же право участвовать в конкурсе, как и ты.
Удивленные не столько тем, что Жуков вмешался в спор, сколько тем, что он назвал девочку по имени, пятнадцать голов дружно повернулись в сторону говорившего. Пятнадцать пар глаз, не мигая, уставились на него. Митька вышел вперед и медленно, внимательно рассмотрел рисунок.
– Классно. Нет, серьезно. Думаю, что он если не победит, то уж точно будет одним из лучших, – он повернулся к толпе детей. – Если кто забыл, конкурс организовала администрация города, для всех желающих. Или вы не слышали, что сказала Мария Павловна? Лично я не вижу ни одной причины, по которой Лисица не может в нем участвовать.
Он перевел взгляд на Вику. Ей было так неловко и неудобно, что она была готова провалиться сквозь землю от смущения.
