Очередной тяжкий вздох сорвался с моих губ. Взгляд вновь сам собой вернулся к следам моих зубов на чужой руке.
– Я сожалею, – кивнув на рану, повторила я, затем вновь склонилась в просьбе прощения: – Я приношу свои извинения.
Руки лекаря привычно легли на мои локти, слегка приподнимая их вверх, корректируя позу.
– Я принимаю твои извинения, – отозвался мужчина фразой, которую я так хотела услышать, но которую по правилам нельзя было произносить в ответ на извинения. – Продолжай заниматься.
До позднего вечера Васт был занят какими-то своими делами в соседней комнате, примыкающей к моей. Я же посвятила время попыткам растормошить собственные вялые нижние конечности: я поставила перед собой цель встать на ноги и дойти до окна, чтобы увидеть что-то, кроме опостылевших четырёх стен. После нескольких часов экзекуции встать мне всё-таки удалось. Правда на этом успех и закончился: продержавшись на ногах от силы секунды три, я навзничь плюхнулась на пол, разразившись истеричным смехом. На шум, естественно, сразу же явился Чатьен Васт.
– Что случилось? – насторожено спросил он, застав меня разлёгшейся на полу.
– Не хочу лежать, – объяснила я. – Хочу на улицу.
– Нельзя, – последовал привычный ответ.
– Я знаю, – горько усмехнувшись, отозвалась я, после чего с тоской посмотрела в сторону окна. Лекарь проследил направление моего взгляда, после чего нагнулся, осторожно подхватил меня под колени и спину, но вместо того, чтобы вернуть на кровать, подошёл вместе со мной к окну.
Прямо перед окном росло огромное раскидистое дерево, покрытое мелкими бледно-жёлтыми цветками, напоминавшими цветы вишни. Мимо него шли несколько дорожек, выложенных камнями. Между дорожками ровным ковров зеленела трава. Подняв голову, я увидела кристально чистое небо, окрашенное багрянцем заходящего солнца.
«Как красиво», – восторженно подумала я, удобней устраивая голову на крепком плече своего лекаря.
– Спасибо, – улыбнувшись, тихо сказала я на своём родном языке, а затем, наткнувшись на предостерегающий взгляд карих глаз, добавила уже на местном наречии: – Я благодарю вас.
– Нет нужды, – последовал положенный ответ.
В этот раз я не стала возражать, хотя и была в корне с этим не согласна. Всё-таки странные у местных обычаи и правила. Зачем на благодарность и извинения отвечать этим холодно-отстранённым «нет нужды»? Да и почему эти самые слова благодарности и извинения могут быть произнесены одним единственным, чётко определённым способом? Ведь подобная клишированность превращает фразу в простой набор звуков, который ничего, в общем-то, не значит ни для говорящего, ни для слушающего.
Позволив мне вволю налюбоваться закатом, Чатьен Васт отнёс меня обратно в кровать.
– Не тренируйся одна, – попросил он перед тем, как погасить свечу на прикроватной тумбочке. – Ты можешь пораниться.
Его голос, обычно сухой и безжизненный, сейчас казался наполненным какими-то сложными эмоциями, определить которые мне оказалось не под силу.
– Не буду, – пообещала я. – Доброй ночи.
– Доброй ночи.
