Сиреневый бражник - страница 3

«Авось, все наладится, – думал изредка купец, – не для себя же я все это затеваю».

Купец и в самом деле желал для дочери лишь одного, чтобы она была богата и счастлива, и ни в чем не нуждалась, а там – стерпится – слюбится.

Никита Иванович давно хотел посмотреть на свою невесту, о которой до него постоянно доходили слухи о красоте сказочной да характере заносчивом, но все случая не выпадало – слишком много дел на лесопильне у отца наметилось. А батюшка с матушкой все смеялись да откладывали: «Мала она ещё, погоди немного. Иван Григорьевич, над дочкой вон, как трясется, отпускать боится, словно наседка».

Хотя Никите давно двадцать третий год как стукнул, но за неделю до Рождества не выдержал он и с друзьями поехал в соседнее село на ярмарку.

День выдался морозный, солнечный. Туда вся деревня пришла. Разодетые кто в тулупы, а кто и в шубы из заячьего, кошачьего и собачьего меха, а кто и беличьего – в зависимости от достатка, гудели люди. Отовсюду доносился гомон и смех. Чего тут только не продавали – и рыбу, и мясо, и мед, пряники, молоко, яйца, кренделя, да и много еще чего. Люди охотно скупали гостинцы, готовясь больше недели – от Рождества до Святого Крещения ходить по гостям. Все с нетерпением, но и с благоговейным послушанием ждали окончания поста – первой звезды. Никите же долго ждать не пришлось – вскоре и Акулина появилась с подругами. Сразу он из четырех девушек ее приметил. Да и как не узнать красоту такую – стройная, в лисьей шубке, коса до колен темно-русая, брови как дуги над глазами изумрудами болотными. Так и утоп он в этих ее болотах. Дар речи потерял сразу. Так оробел, что и подойти не решился. А девушка-то его, кажись, и не заметила даже, прошла, смеясь с подругами, парням глазки строила, с другими заигрывала. Более всех шутила и смеялась с хлопцем светловолосым, холопом, верно. С того дня сохнуть по ней Никитка начал, грустный ходит что ни день ото дня. Родители за него переживать стали – ни пьет, ни ест, думу все о чем-то думает.

Не выдержала матушка и говорит Никитке:

«Вижу я сынок, сердце твое не на месте, тревожит тебя печаль лютая, не мучай ты меня, матушку свою, расскажи что случилось».

Сознался Никита Иванович. Стала мать просить отца, чтобы побыстрее невесту им забрать да свадьбу сыграть. Но Ивана Григорьевича уломать-то не просто так оказалось.

– Одна у меня дочь, одна! – восклицал он, поморщившись.– Куда ее торопить. Матери у нее толком – то и не было, к браку-то ее никто и не готовил.

Но, все же, побоявшись ссориться со своим сватом будущим, уступил и согласился детей познакомить, а там – как сложится – согласится невеста – так свадьбу сразу сыграем, а коли – нет, то ждать ее восемнадцатилетия придется.

Узнала Акулина, что сваты едут, впервые на отца разгневалась, даже ножкой топнула.

– Не выйду, – говорит, – из горницы!

Но все же любопытство свое взяло, и вышла девушка. Только жених ей не по нраву пришелся – молчаливый, да преданный слишком. А как смотрел-то он на нее – глаз не отрывал.

«Невесело мне с таким мужем будет!» – сразу подумала Акулина, но увидев подарки дорогие – серебряный набор, шаль пуховую, кокошник бирюзой да малахитом украшенный, да пуд соли отцу, смягчилась. Согласилась пока с ответом повременить на жениха посмотреть и во встречах ему не отказывать.

Никогда не приезжал он к Акулине с пустыми руками – то бусы подарит, то пряник медовый, и всегда цветы ей привозил заморские: