Я посмотрел на подполковника внимательно. Разговор этот все более и более казался опасным. Я вообще не люблю секретов, а стратегических и подавно.
– И что, об этом никто не знает?
– Знают, конечно, все знают, только пока нефть стоит пятнадцать долларов за баррель, это никого не интересует. Смысл использовать карледон настанет, только когда исчезнет нефтяная альтернатива. Очень велики затраты на переработку. Нужны сразу огромные объемы и все, абсолютно все рынки. Мы полагаем, что примерно через двадцать лет начнется широкомасштабное использование этой технологии. Если, конечно, чего-нибудь еще не придумают.
– Очень увлекательно, Николай Сергеевич. Только не понимаю, я-то здесь при чём?
– А вот вышло, что и при чём. Мы, как и другие наши коллеги, стараемся быть поближе к карледону. Но обычные режимы благоприятствия для страны здесь недостаточны. Нам нужны гарантии. И обеспечить их нашей стране можешь только ты. К неграм как относишься?
– В каком смысле? – опешил я.
– В расистском, конечно, в каком ещё?
– Положительно отношусь. Клевые ребята. А вы?
– Да я, в принципе, тоже. Вот только музыка их мне не очень, но это дело вкуса, как говорится. Ну а к розовым ты как?
– Вы сейчас лесбиянок имеете в виду, Николай Сергеевич? Так я не по этой части, у вас это должно быть записано.
– Да нет. – как-то устало произнёс Селягин. – Я про жителей Сиргвидонии, собственно.
– А что? Нормальные люди, даже вроде и родственники нам, славянам.
– Это в каком смысле?
– Ну в сказках наших. Все добры молодцы, розовые такие. Не помните?
– Да помню я. Только они «розовенькие», а эти «розовые», причём всегда, а не только когда Кощея победят или Василису трахнут.
– Зря вы так о Василисе, принцесса всё-таки.
– Извини, не сдержался. Так как ты всё же к розовым относишься?
– Да нормально отношусь. А в чём, собственно, дело? Видал я и розовых, и чёрных, и жёлтых. У вас же там записано, что я ВГИК заканчивал. Мы все там в одной общаге жили. А что это вас так это взволновало, скажите на милость?
– И скажу. Вот налью ещё по маленькой, и скажу.
– Вы только петрушку тут из себя не стройте, Николай Сергеевич. Выпили-то всего ничего, а роль взяли как будто после литра. Соберитесь. Вы же профессионал. Спецшкола имени Тельмана и всё такое, ну?
– Что ну? Приучили к обходительности, вот и обхожу, мать их всех за ногу. Короче, паря, как ты к розовым относишься, не тошнит?
– А чего должно тошнить-то? Ну розовый, и что? У меня у самого вот. – Кирилл закатал рукав и показал Селягину большое розовое пятно на руке.
– С рождения? – очень заинтересованно спросил чекист.
– Да нет. Третьего дня обварился, когда в плов кипяток наливал. Но ведь не уродливо же?
– Да нормально. То есть без проблем расистских, да?
– Дядя Коля! Идеи навязчивые?
– Нет, племянничек. Здесь дело серьёзней. – Селягин многозначительно посмотрел на меня и сделал театральную паузу. – Брат ты им.
– Кому?!!
– Розовым…
– Так, дядя Коля, наливай и рассказывай дальше. Только не торопись, постепенно и с максимальными деталями.
– Хорошо. Но заметь, не я это предложил. Мамка твоя русский язык иностранным студентам преподавала? Преподавала. В общежитии по вечерам дежурила? Дежурила. Вот и прикинь сам.
– Так, всё ясно. Наливайте только мне, вам больше не надо, достаточно. Мозги у вас стали клинить. Мамка моя преподавала, когда мне уже пять лет было от рождения. Так что ваши грязные намеки мне отвратительны и смешны.
