– Да сиротки-девчонки деревенские, вон в последней телеге, со вдовой Меланьей едут – уже успокоившись пояснил Савва.
Страж подъехал к пятой телеге. У Агнессы сердце чуть из груди от страха не выскочило. Но отвод глаз она держала крепко. Всадник заметил девчонку лет семи, что с любопытством смотрела на стражей. Агнесса лежала на боку, будто бы сморенная усталостью. Ноги она поджала и прикрыла рогожей так, чтобы, посветив файером или фонарем, не заметили ее старенькую, но не крестьянскую обувку.
– Сестра твоя чтоль? – спросил страж девочку, не желая трогать спящую худенькую девушку, в одежке которой не было ни одного намека на благородное происхождение. Не то, чтобы жалко было будить, просто опасался визга испуганной девицы.
Девочка утвердительно кивнула, рассудив, что если у нее будет старшая сестра, то в приют не заберут, которого она страшно боялась.
– Возвращаемся на развилку! – скомандовал главный из отряда страж и всадники быстро скрылись в ночи.
Пружина внутри Агнесс расслабилась. Угроза пока миновала. А там, глядишь и до столицы доберется, где в ней графскую дочь точно никто не признает, пока не достанет документы, спрятанные за пазухой.
– Ири, дочка, – раздался тихий голос вдовы, правившей телегой, – ты что ж, думаешь в приют тебя сдать хочу в городе?
Девочка смутилась, опустила голову на грудь.
– Нет, дочка, в том селе, где ты жила нет больше твоих родных, вот и взяла тебя себе. Не отдам тебя никому, ты ж родня мне по покойному моему мужу. Дальняя, но родня. С тобой мне все веселее, чем одной век доживать, – голос женщины дрогнул, она смотрела на девочку и протягивала к ней руку.
Ири бросилась к женщине и порывисто обняла ее. Комок слез в горле не давал девочке поблагодарить вдову. Агнесс немного позавидовала ребенку – та, оставшись сиротой могла получить любовь по сути от посторонней ей женщины, а вот сама Агнесс получала лишь ненависть и пренебрежение. Да и к ней крестьяне отнеслись хорошо, не стали при стражах говорить, что Агнесс не сестра Ири, и вообще могли бы вытолкать с телеги для осмотра и проверки стражами, но не стали.
Дальнейшая дорога прошла спокойно, и Агнесс даже немного задремала. Сильвер, который перед появлением стражи будто дематериализовался, снова мурлыкал под боком, успокаивающе шепнул у нее в голове – «Спи, я разбужу, если что». Но будить не потребовалось до самой солицы.
У городских ворот обоз остановили и попросили полный перечень того, что везут, чтобы назначить плату за въезд и право торговли на ярмарке.
Людей не пересчитывали. Никому не было дела до нескольких крестьян, в дешевой одежке, толкущихся около своих нехитрых товаров. Понятно сразу, что как приехали, так и уедут все вместе, ну если только не зашибут кого в пьяной драке по дурости такие же деревенские или городские драчуны.
Стражам на воротах куда интереснее одиночки, что хотят заскочить в город по каким-то своим темным делишкам или в поисках счастья. Вот с ними надо держать ухо востро.
Агнесса, как и пара ребятишек, что прибыли с обозом из телеги не вылезала. В разговоры ей вступать не нужно, все решают те, кто вез груз, правил в дороге. Крестьяне пытались скинуть налог, жалуясь на поборы барона, на низкие цены на ярмарке, да и спрос не ахти какой. Стражи стояли на своем, желая снять сверху обязательного налога какую-никакую мелкую монетку себе в карман. Лютовать не смели, опасаясь жалоб, да и совесть имели, а вот по мелкой монетке с каждого обоза – так и наберется жене на шаль, а деткам по прянику. Товаром брать было нельзя – найдется кому донести, и тогда плакало хлебное место.
