– Не буду, Наташечка, ведь я сам знаю, какая эта водка гадость. Пьяный и на человека-то не похож… Обещал тебе и не сдержал слова… Совестно!
– Как я рада, что вы пришли… Я очень скучала о вас, о дяде Пете, о тете Маше, о Липочке… Вы сходите к ним и скажите, чтобы они непременно пришли ко мне…. А то я все одна и одна…. У девочек всегда по воскресеньям родные бывают…
Не узнать было в этой веселой, разговорчивой девочке вечно скучающей, молчаливой Наташи Петровой.
Какое счастье, когда возможно высказать все, что думаешь, излить душу перед человеком, которого любишь, который внимательно, участливо слушает каждое слово, для которого интересна каждая мелочь вашей жизни, который рад всем сердцем помочь, утешить, защитить, и для которого, вы знаете, что милы и дороги.
Наташа торопилась все выспросить и все рассказать.
– Как живут дядя Петя, тетя Маша, Липочка?
– Не знаю, Наташечка. Я у них не был. Петенька два раза приходил ко мне в больницу. Обещал тебя навестить. Да, верно, нельзя…. У него, сама знаешь, много работы.
– Вы сходите к ним, дядя Коля. Скажите, что я о них скучаю. Пусть придут ко мне. Как вы думаете, тетя Маша не рассердится? Она ведь и меня и вас не любила… Говорила, что мы дармоеды, милые родственнички, сели на шею…
– Не стоит, Наташечка, про то вспоминать… Все-таки она нас с тобой держала и кормила… Я схожу к ним. Может и не рассердится.
– Дядя Коля, я всегда думала про вас и по ночам плакала… Тут раз во дворе флейта заиграла. Я как закричу, как брошусь к окну: думала, что это вы… И испугалась и обрадовалась. Играл какой-то мальчишка. Все девочки вскочили, закричали, столы попадали.
Девочка рассмеялась. Монах тоже засмеялся, глядя на нее.
– Уморительная ты, Наташечка!.. Зачем же я пойду играть по дворам. Ведь это нехорошо, совестно. Ведь, положим, мы нищие, но все-таки из хорошей семьи. А по дворам ходят, видишь ли, милая, положим, тоже хорошие люди, только которым совсем не стыдно… А мне было бы стыдно… Кажется, лучше бы умер с голоду, а не пошел бы играть по дворам.
Девочка серьезно кивнула головой.
– Да, дядя Коля… Я ведь это понимаю. Оттого я и не хотела сказать, что я подумала на вас. Мне тоже было совестно. Меня ведь наказали за то, что я не сказала, отчего я так закричала.
– Как же это, Наташечка, наказали? Уж лучше бы сказала все откровенно, – огорчился дядя.
– Нет, нет. Я ведь знаю. Все станут смеяться над вами.
– Пусть смеются, Наташечка, лишь бы тебя не наказывали.
– Я не хочу, чтобы над вами смеялись. Знаете, дядя Коля, когда над вами смеются, мне становится больно тут и тут.
Девочка указала на голову и на грудь.
– Добренькая ты моя! И чем только заслужил я любовь твою? Я – гадкий, слабый, несчастный старик… Прости меня, Наташечка, милая!
– Вы лучше всех людей не свете! Такого незлого, хорошего больше нет на свете, – шепотом проговорила Наташа, и погладила руку дяди. – Вы не знаете, дядя Коля, какие есть злые девочки. Вот у нас в приюте Соня Малкова всех обижает, над всеми смеется, хитрит, обманывает…
– Ты не дружись с такими, Наташечка, не бери с них примера. Будь со всеми добра и держи себя в сторонке.
– Я ни с кем не дружусь. Меня девочки не любят.
– Не любят? Быть не может! Это что же, Наташечка, милая?
– За то, что я скучная, за то, что я «Сыч» и «Незнайка», и за то, что у меня нет гостинцев.
– Что же это значит «Сыч» и «Незнайка?»
– У меня, дядя Коля, глаза такие, как у сыча. Все девочки это говорят.
