Палец стучится обо что-то твердое, металлическое. Скорее всего аппарат.
Как же мне не хочется рисковать. Если вдруг я совершу ошибку, потеряю возможность к реабилитации.
– Вопрос. Я прикоснулся к ИВЛ?
[ЦЕНА ОТВЕТА НА ВАШ ВОПРОС СОСТАВЛЯЕТ 100 РУБЛЕЙ]
Дешево. Но ответ может быть как “да”, так и “нет”
– Согласен.
Рука на моей шее почти что перекрывает дыхание. Она сильно дрожит, пока я держу её в напряжении
[ОТВЕТ]
Да, в данный момент вы прикасаетесь к аппарату искусственной вентиляции лёгких
– Продать плату управления ИВЛ.
Последнее слово – аббревиатура из трёх букв – на неё у меня не хватило воздуха. Я сказал её беззвучно, рука слишком сильно давила на шею.
Система не считывает мои команды, пока я не прикладываю хоть какие-то усилия для того, чтобы выразить мысль вслух. Как же я надеюсь, что на этот раз она смогла понять, что я имею ввиду.
Если вместо платы продастся весь ИВЛ – я мёртв. Даже если меня вытянут врачи, овощем я жить не собираюсь, я покончу с собой самостоятельно.
[ПЛАТА УПРАВЛЕНИЯ АППАРАТОМ ИСКУССТВЕННОЙ ВЕНТИЛЯЦИИ ЛЁГКИХ. 16.600 РУБЛЕЙ]
Я лежал на полу, вокруг меня суетились люди, меня аккуратно переложили на простыню, три женщины взялись по краям одеяла и положили меня на кушетку обратно.
Я почувствовал каждым участком своего тела этот твёрдый медицинский матрас. Но вовсе не был опечален, даже не так, мне пришлось силой скрыть свою улыбку. Я снова чувствовал своё тело. Боль практически в каждом его уголке. Яркий свет, бьющий мне в глаза, и стреляющие по лёгким рёбра.
Меня пытались закрепить на кушетке, затягивали ремень, но всё никак не могли найти кольцо, за которое этот ремень надо прицепить. До меня не сразу дошло, что я его продал ещё тогда, когда искал обручальное кольцо.
– Что случилось!? – кричал хирург, войдя в палату, – Что ты сделал?
– Я упал, – прохрипел я.
– Ты же умрёшь, дурак.
Хирург отодвинул медсестёр, глянул на меня, потрогал мою грудь, прокрутил шею, открыл в удивлении глаза.
– Вроде ничего не сломал, здоровый весь. Даже кожа порозовела.
Никто не обращал внимания на то, что возле моей кушетки больше не было аппарата ИВЛ. Я краем глаза глянул в ту сторону, где он должен был стоять. Не осталось ничего – даже шнура питания. Рядом со мной находился другой аппарат, который через маску накачивал меня кислородом. Эта маска слетела, когда я упал, и медсестра старательно надевала её обратно.
Другая медсестра, не найдя кольцо для ремня, воспользовалась металлической трубкой, которая шла вдоль моей кушетки сбоку – что-то вроде оградительной стенки – она скрутила ремень вокруг трубки и завязала в узел.
– Мне плохо, – прошептал я. Надо отвлечь их от ИВЛ.
– Потерпи до завтра, Евгений, – сказал хирург, – Мы тебя прокапаем, а потом уже будем думать. Сейчас уже поздно для операций. И у тебя нет ничего такого срочного, чтобы пришлось экстренную делать. Дождись завтра, отоспись.
– Х… Хорошо.
– Не снимай маску только, слышишь? Ты сейчас только благодаря ей и дышишь. Кстати, – он оглянулся. – А где ИВЛ?
– Светлана утащила, скорее всего, – произнесла медсестра, которая стояла раньше у моей двери.
Теперь я мог её увидеть. Она была молодая, худая, в розовом чепчике и с зеленой медицинской маской. На груди был бейджик “Жанна”. Не знаю почему, но я ей благодарен. Как минимум за то, что она, вроде как, переживала за меня.
– Не жмет? – спросила другая медсестра, которая завязала ремень.
