Эрин ненадолго задумалась над словами дяди. Ей казалось, что он все преувеличивает, чтобы отговорить ее от поездки.
– Возможно, наступило время перемен. Я хочу посмотреть, как живут другие люди. Раз ты выдержал жару и мух, то и я тоже смогу это сделать.
– Не будь такой легкомысленной, Эрин. Ты носишь одежду, купленную в самых дорогих бутиках Лондона. Невозможно представить себе, как ты будешь ходить по Кубер-Педи в таких шикарных туфлях на высоком каблуке. Гротеск какой-то, а не картина.
– Дядя Корнелиус, конечно, я не буду так одеваться. Ты все-таки не отказывай мне в капле здравого человеческого разума. Я стану носить длинные штаны, блузы и удобную обувь на плоской подошве. У меня она есть.
– Пусть даже так. Но ты все равно слишком хорошенькая. Горняки будут крутиться вокруг тебя словно пчелы вокруг горшка с медом. Я буду бояться оставить тебя одну даже на пять минут.
Эрин поняла, что дядя всерьез беспокоится за нее, хоть и впадает раньше времени в панику.
– Я откажусь от помады и спрячу волосы под шляпу. Ты меня просто не узнаешь.
– Нет, ты не можешь ехать со мной, – решительно заявил Корнелиус. – Кубер-Педи не место для таких, как ты. Повторяю еще раз.
Эрин нахмурилась, и он решил, что она отказалась от своей нелепой идеи.
– Прости, милая, я не хотел тебя огорчить, – сказал он уже мягче. – Иди в ванную, освежись. Я приготовлю нам что-нибудь поесть. Ты голодна?
Эрин кивнула.
– О да. Я с утра ничего не ела.
– Омлет?
– Да, омлет – это замечательно.
Эрин долго пробыла в ванной. Наверняка она снова льет там слезы, думал Корнелиус. Он знал, что в ближайшие дни она поплачет еще не раз, и надеялся, что она скоро забудет Энди и встретит человека, который больше заслуживает ее любви. Он взбил несколько яиц, нагрел в сковородке жир. Потом накрыл на стол.
– Дядя?
Корнелиус как раз собирался вылить на сковородку яичную массу. Он повернулся и вытаращил глаза при виде Эрин, стоявшей на пороге кухни.
– Что… что ты сделала? – озадаченно спросил он.
Эрин надела его брюки, рубашку и ботинки, а волосы убрала под шляпу с широкими полями. А еще смыла с лица всю косметику. Превращение было поразительным. Корнелиус долго смотрел на племянницу, смерил ее взглядом с головы до ног. Его одежда была ей, разумеется, слишком велика, но он понял, что она хотела ему сказать.
– Дядя, в таком виде я не стану бросаться в глаза? – спросила Эрин с надеждой.
Корнелиус медлил с ответом. Он был вынужден признать, что ее теперь почти не узнать. Ее юное, свежее личико вполне могло сойти за лицо парня, хотя и очень хорошенького.
– Просто, дядя, я должна это сделать, – сказала она. – Я должна куда-нибудь уехать, что-то делать, что потребует от меня много сил. Сейчас я не могу работать в галерее. Пожалуйста, возьми меня с собой.
Корнелиус вспомнил сестру. Джейн всегда хотела, чтобы он позаботился о ее дочке.
– Эрин, я ведь хочу оградить тебя от опасности, – сказал он.
– Я знаю, но мне нужно чувствовать себя полезной и узнавать что-то новое. Это будет возможным, если я поеду с тобой. Тут, в Лондоне, я буду жить в эпицентре сплетен, и хотя поначалу мне будут сочувствовать, я все равно окажусь дурой, которая позволила себя обмануть. Я этого не выдержу. А уж что говорить про небылицы, которые напишет обо мне желтая пресса! Это вдобавок к тому, что писалось про папу и Лорен Бастион.
Корнелиус все еще колебался. Да, верно, Эрин и без того много пережила из-за Гарета, а нынешняя ситуация с Энди сделает ее жизнь вообще невыносимой.
