– И что?
Шевченко вздохнул натужно:
– И ничего. Закатала в бубен. Ох и тяжелая, я те скажу, у Натахи рука. А с виду и не скажешь, правда?
– И правильно сделала. Что закатала. И тогда, и сейчас, – слегка подуспокоился Крутов, гася сигарету. – Между прочим, я бы на твоем месте извинился.
– Не понял? За что?! По-моему, в данном случае потерпевшая сторона – это как раз я.
– А за то, что распускать паскудные сплетни о женщине, это… Это…
– Что такое? – ехидно ухмыльнулся Тарас. – Никак нужную цитатку подзабыл? Давай-давай, вверни че-нить из блаженного Августина.
– Тарас, ты бы за базаром следил! А то…
– А то что?
– Можешь нарваться!
– А как же толстовство, непротивление злу? А как же «подставь щеку и утрись»? – Шевченко осекся, в очередной раз поймав себя на мысли, что опасно переигрывает. – Ладно, всё. Шучу я, шучу. Не видишь, что ли?.. Бли-ин, Жека, никак не перестаю удивляться: каким ветром тебя в милицию надуло? Тебе бы, с твоими принципами, настоятелем в монастыре служить. А уж если и в ментовке, то, как минимум, в учебно-воспитательном отделе Управления кадров. Вон, брошюрки для Кульчицкого составлять. О совершенствовании морально-этического облика сотрудника ГУВД… Ты, кстати, подумай. Это ведь на самом деле твое!
– Да иди ты! – злобно рявкнул Крутов и, резко развернувшись, вышел, хлопнув дверью.
Через пару секунд в курилку тихонечко возвратился Иван Демидович и, подхватив книгу, привычно занял свое насиженное место на диванчике.
– О, Демидыч, вот ты умный человек, практически профессор. Скажи, почему все умные люди такие дураки? – поинтересовался у него Шевченко. – Ладно, можешь не отвечать. Сам знаю, что вопрос этот сугубо риторический. – Тарас подошел к зеркалу, расстегнул рубашку и внимательно всмотрелся в бороздку свежих царапин, явно оставленных ногтями. – «На дурака не нужен нож, / Ему с три короба наврешь – / И делай с ним что хош», – довольно промурлыкал он, оставшись вполне себе довольным увиденным. – Э-эх, Натаха-Натаха! Знойная женщина, мечта поэта! Еще бы поменьше всех этих мазохических штучек…
* * *
…Вжик! Вжи-и-ик!
Отвратительное металлическое сверло вошло в правый висок и закрутилось там в нескончаемом фуэте. Шеф-редактор еженедельной городской газеты «Явка с повинной», он же – глава петербургского отделения Союза журналистов, Андрей Викторович Обнорский инстинктивно прижал пальцы к пульсирующей вене на лбу. Боль не отпускала.
– Да-ша!
Дверь распахнулась почти одновременно с окончанием его вопля. Дарья, как всегда легко, даром что на высоченной шпильке, впорхнула в кабинет с блокнотиком в руках и с вопросительным взглядом во взоре:
– Андрей Викторович, я же газеты вам на стол положила!
Вжи-и-и-и-и-и-и-и-и-ик!..
– Что это? – Словно бы металлические тиски намертво стянули лоб Обнорского. Вообще-то к головной боли он всегда был терпелив, но именно сейчас казалось, что еще чуть-чуть – и голову просто разнесет на части.
«Вжик! Вжик! Вжик! – Уноси готовенького».
Даша внимательно осмотрела редакторский стол и не нашла на нем предмета утреннего раздражения начальства.
– «Это» – это что?..
– Что за звуки идиотские у нас в редакции?
Вообще-то Даша была хорошим и преданным секретарем, но иногда Обнорского страшно бесило, насколько та умела быть непонятливой.
– Так ведь… Дрель… Строители пришли. Они с сегодняшнего дня туалеты ремонтируют. Вы же сами в пятницу смету подписывали.
