К концу этой мучительной и долгой ночи я зауважала недодоктора. Он был неумолим, всю ночь что-то капая, коля и снова что-то проверяя, частенько впрягая меня в свои хлопоты, на которые я не смела жаловаться, чувствуя, как ни странно, вину: если бы я не попросила Боженьку, возможно, с ним бы такое не случилось.
Больной пару раз приходил в себя, но нес какой-то бред про русалку, которая ждет его. Приходилось вдвоем наваливаться на него, чтобы пресечь его метания. Получив новую порцию лекарств, он спокойно засыпал. Под утро у него снова поднялась температура, и я проснулась от его громкого крика, Тоха уже колдовал над ним, и я стала ему помогать. Скала кого-то проклинал, потом просил его убить, а когда стал звать маму, у меня глаза наполнились слезами: было что-то безумно ранимое в его голосе. Не может быть жестоким человек, который так хочет вернуть свою маму. Я разрыдалась, пока доктор его не успокоил. Тоха никак не прокомментировал мою слабость, за что я была ему благодарна, бросил на меня странный взгляд, и только.
По прошествии этих суток я просто не могла смотреть на Анатолия с безразличием, да и на нашего пациента тоже. Доктор назвал мне свое имя, но попросил звать его Тохой.
— Ты должен поспать, — сказала я решительно Тохе, отпихивая его от тела Стаса. Он уже во второй раз не может попасть в вену, и безумного доктора немного шатает. — Я за ним посмотрю, а ты поспи хотя бы часок, — отбираю у него иголку и сама ее ставлю.
— У него может случиться рецидив, нельзя, — упирается он.
— Ты же знаешь, что, если что, я тебя разбужу, и ты все сделаешь, а сейчас ты должен поспать, — я стала толкать его в сторону двери. — Да и искупаться тебе бы тоже не помешало, а то несет от тебя как от помойной ямы, — констатировала я, сморщив нос.
Думаю, последнее мое замечание стало причиной того, что он наконец сдался.
— Что, так сильно? — спросил он, подтверждая мои подозрения.
И вдруг поднимает руку и сует мне под собственную подмышку, обдав меня при этом новой порцией зловония. Меня замутило, отчего я, естественно, закрыла нос и отскочила от него, издавая вполне себе характерные звуки.
— Все, понял, можешь не перегибать палку, — усмехнулся Тоха, снова бросая взгляд в сторону кровати.
— Я о нем позабочусь, обещаю, — попыталась я его успокоить.
Я поняла, что его мучит чувство вины и он думает, что это из-за него его друг лежит при смерти.
В принципе уход за Стасом заключался только в том, что нужно было снимать капельницу или ставить новую, протирать его тело, если начнет подниматься температура, и не дать ему себе навредить, если он вдруг станет метаться в бреду.
Последняя капельница закончилась, и я убрала ее подальше. Стас вонял, если не хуже своего друга, то уж точно не лучше. Решила его протереть, все-таки мне с ним сидеть и пах он так себе.
Несколько раз мой взгляд останавливался на его загорелой коже, и рука замирала. Поистине Скала, даже в расслабленном состоянии давил своей аурой. Столько мощи, скрытой под тонкой кожей, глядишь, вот-вот распорет ее и прорвется наружу.
Его тело меня завораживает, ведь так близко мужское тело мне раньше рассматривать не приходилось. Картинки не в счет. Господи, что я делаю?
Прекратив витать непонятно где, продолжила свою работу. Прошлась мокрой тряпкой по его лицу, мощной шее, пытаясь не пялиться, помыла его грудь, руки и под мышками тоже, когда заметила, как простыня у него между ног приподнялась. На секунду замерла, а потом резко в ужасе перевела взгляд на его лицо.
