Мой знакомый был большой и высокий, с тяжелой слоновьей поступью, от которой, как мне показалось, дребезжали стекла и сотрясались экспонаты. Седовласый, со шкиперской бородкой… Он – историк при музее. В свободное время пишет фантастические рассказы, за что прозван коллегами Гербертом Уэллсом.
– Здравствуй, Генри! – сказала я, смиренно улыбаясь.
– Добрый день, леди Овчинникова… Или правильнее тебя теперь называть фройляйн? Слышал, ты стала обладательницей древнего баварского замка?
– Это ложь, – быстро ответила я. – Замок Вайденхоф завещан мне, но я не собираюсь вступать во владение.
– Если не нужен, может, подаришь? Всегда мечтал жить в средневековом замке, – широко улыбаясь, произнес Генри.
– Я не против. Только там холодно, мрачно, а еще старый слуга имеет обыкновение экономить ночью на электричестве. Поэтому в комнатах иногда такая тьма, будто тебя заживо похоронили.
Генри поежился, шмыгнул носом. Ведущий сотрудник Британского музея, почетный доктор университетов Лондона, Брно, Праги и Осло, просто большой в физическом смысле человек, как малое дитя, боялся темноты. Поздно вечером по улицам не гулял, на ночь перед кроватью ставил зажженную лампу, в его карманах всегда имелся фонарик. Причин своей ноктофобии Генри не раскрывал, но коллеги шутили, что Большому Уэллсу в темноте видятся чудовища из его собственных фантастических рассказов.
– Так где же мой Хромоногий Ульрих? – спросила я. – Жду с нетерпением, когда познакомлюсь с его высушенной личностью.
Генри не шелохнулся. В глазах еще стоял страх перед темнотой замка Вайденхоф, которую я описала. Сразу видно, что у человека богатая фантазия.
Он постоял, уставившись на меня, затем помотал головой, стряхивая наваждение. Достал из кармана леденец, отправил в рот и промурлыкал:
– Что ж, если ты предпочитаешь общаться с мертвыми, а не с живыми, тогда пошли… Возьми конфетку.
Я взяла у него леденец, но есть не стала. Мы отправились по залам, и я тут же забыла про конфету. Она так и осталась в руке. Генри шел впереди, широко расставляя ноги и разведя руки в стороны, словно ему под мышки вставили по валику. Та независимость, с которой он держался, полное игнорирование египетских гробниц и древнегреческих бюстов создавали впечатление, что Генри – хозяин всего музейного комплекса. Толпы посетителей вокруг казались гостями, которые очутились в доме вопреки его воле.
Конец ознакомительного фрагмента.
