Джорджия повернулась к Дрессеру и без страха взглянула ему в глаза:
– Мой отец мог видеть, как вы… прикасались ко мне. Почему вы вышли на террасу именно через эту дверь? Не думаю, что вы вообще кого-нибудь боитесь.
– А может, я просто вышел подышать свежим воздухом? Соскучившись по нему?
– Вы имеете в виду свежий морской воздух? Вам непросто было оставить службу на флоте?
Дрессер смутился, и Джорджия поняла: она угодила в точку.
– Вы первая, кто спросил меня об этом, леди Мейберри.
– И каков же ответ? – Ей очень хотелось узнать правду.
– Не уверен. Ведь это был мой свободный выбор.
– Полно, правда ли это? Что касается наследования титула, то выбора у вас не было. Смерть вашего кузена была в этом смысле приговором для вас, и вы обязаны были исполнить долг. Эта смерть вырвала вас из привычной жизни. – Джорджия чересчур поздно поняла, что говорит сейчас о себе, а вовсе не о нем. – Пойдемте. В противном случае начнутся сплетни…
И она поспешила в кабинет у террасы, словно спасаясь бегством.
Дрессер последовал за леди Мейберри внутрь дома – чутье моряка подсказывало, что ветер переменился. Когда они вошли, все тотчас умолкли и взгляды всех присутствующих устремились на них. Впрочем, гости уже успели рассмотреть лицо Дрессера, поэтому реакция объяснялась единственно явлением Скандальной графини. Дрессер с трудом поборол желание заслонить ее от этих бесцеремонных взоров.
Неужели это первое ее появление на публике за все время траура? А ведь она вышла на террасу отнюдь не из гостиной, а совсем из другой двери. А если так, то, судя по реакции гостей, скандал вокруг нее и впрямь разыгрался нешуточный.
Чего стоил один лишь взгляд вон той белокурой леди – полный злобы! А-а, это леди Кардус, сестра леди Прансуорт, супруги наследника. Она наверняка почитала себя светской леди, однако гримаска на ее лице при виде его изувеченной щеки говорила как раз об обратном.
Неужели леди Мейберри объявят бойкот? Здесь, в доме ее отца?
Нет, беседа возобновилась, две дамы кивнули вошедшей графине, и тотчас подоспели двое джентльменов. Одним был герцог де Бофор – глаза его сияли. Да, они составили бы удачную пару. Леди Мейберри могла бы стать изумительной герцогиней.
Дрессер безуспешно силился вспомнить имя второго обожателя. Да, он был на скачках, но прежде их пути не пересекались.
А-а, это Селлерби! Граф Селлерби – и ему отчего-то неловко в этом обществе. Если коричневый деревенский костюм Бофора был изрядно поношен, то Селлерби был одет с иголочки. А поскольку он только и говорил, что о лондонской жизни, не трудно было заключить, что в деревне он редкий гость. Он горожанин до мозга костей, а леди Мейберри общается с ним как со старым приятелем: благодарит за письма и журит за бестолковые подарки, – но очень дружелюбна с молодцом! Возможно, именно он, а вовсе не герцог, ее избранник.
– Рад, что вы поладили с дочкой, Дрессер.
Дрессер повернулся к графу:
– Она обворожительна, Эрнескрофт.
– Ну да… – Граф поморщился так, словно Дрессер объявил, что его дочь больна чумой. – И я был бы весьма признателен вам, если бы о ней не принялись судачить вновь.
– Судачить?
– К примеру, о том, что мужчина хватает ее за бока и подбрасывает, словно мешок с мукой!
– Сожалею, я был недостаточно осмотрителен, сэр, однако искренне прошу меня простить. Я всего лишь уберег платье леди…
– А заодно и пощупали барышню, – хитро сощурился Эрнескрофт. – И как? Вы удовлетворены?
