— Ничего плохого я не сделала.
Но собираюсь. И эти мысли не дают покоя. Изводят.
— Аленькая, ну потому и странная. Я бы тоже в ее возрасте переживал, если бы напился и ничего в итоге не учудил. Ты исправляйся, Регина, а то молодость одна. Потом жалеть будешь. — Семён Ильич трясет костылем и важно поджимает губы.
Обожаю его сарказм.
— Хорошо, Семён Ильич. В следующий раз обязательно выкину что-нибудь из ряда вон выходящее. А когда отец начнет с меня спрашивать, скажу, что это вы надоумили, — подыгрываю я.
— Я за любой кипиш, кроме голодовки. Кстати, про еду. Может, по шаурме, девочки? — Старик показывает рукой на ларек неподалеку, и мы с Алей, переглянувшись, утвердительно киваем.
В пансионат возвращаемся через два часа. Моя смена до шести. Когда я выхожу из здания, Пётр уже ждет в машине у входа.
— Две смены подряд, не много ли? — строго говорит он вместо приветствия. — Бледная как моль. Отцу скажу, что в обморок упала от усталости. И ссылка вмиг закончится. Хочешь?
— Мне не в тягость здесь работать. Ты же знаешь, что мне нравится, — тихо отвечаю я.
— А мне казалось, что в частной клинике Ибрагимова — больше. Возможностей, чтобы реализовать свои навыки, там поболее, чем здесь старикам ложки в рот засовывать, правда?
Настроение снова катится вниз при упоминании об Имане. Я морально извела себя за день сомнениями: сливать видео и общее фото с везунчиком в сеть или нет. Всё переворачивается внутри от этой мысли. Я стольких людей подставлю. Петю, который мне доверяет и с которого отец спросит по полной. Даню — потому что может всплыть информация о возобновившихся заездах. И даже Жанну — она ведь была со мной в клубе и не отговорила от опрометчивого шага. Возможно, и Эрика заденет, хотя я даже не знаю, кто этот мужчина и что он из себя представляет. Гадкая ситуация. Ненавижу слушать совесть. Она мешает нормально жить.
— Как поживают твои старики?
— Хорошо. — Трогаю пульсирующие виски.
— Отец послезавтра возвращается. С Ибрагимовым. — Пётр внимательно смотрит на меня через зеркало заднего вида. — Готова к помолвке?
— Петь, домой поехали. Я устала.
Подготовилась я хорошо, только сомнений куча. Нужно будет почитать перед сном комментарии к сто тридцать седьмой статье Уголовного кодекса.
Дома я включаю телефон и на него тут же приходит куча сообщений. Почти все о пропущенных звонках от Жанны. Два — от брата. Даня пишет, что наши отцы возвращаются из Стокгольма через два дня. Думала, у меня будет больше времени, чтобы хорошенько всё обдумать и на что-то решиться.
— Ну наконец-то! — облегченно вздыхает Жанна, когда я ее набираю. — Зачем выключать телефон? Я же извелась! Чуть с ума не сошла!
— Я написала сообщение, что всё хорошо и я буду весь день на работе.
— Написала она, — бурчит подруга. — Мне не терпится узнать, как всё прошло. Было?
— Угу, — неохотно отзываюсь я, трогая татуировку на запястье кончиком пальца.
— Да ладно? Эрик всё же… — Жанна осекается и часто дышит. — Не обманываешь?
В который раз за день вспоминаю сцену в душе: как везунчик держит меня за подбородок и прожигает темнотой глаз. По коже бегут мурашки, а от стыда за свою безрассудность хочется провалиться сквозь землю. Обычно я не такая отчаянная. Наверное, это всё аура везунчика. Действительно, душевыниматель.
— Офигеть… Значит, правда запал! А с компроматом что? Вхолостую или...
— С компроматом. Но не уверена, что хватит для общественного резонанса. Ты не знаешь, куда Вадик пропал? Не могу до него дозвониться второй день.
