Сказ о твоей Силе - страница 5
Упала на колени она, всем телом, как ива на ветру, гнётся: к земле прильнет, вскинется с руками гибкими. Держится, но чует – не долго уже: ломается ритм несущий, спотыкается духа полет. Рухнет с высей о желваки камней – не поднимется.
Шёпота шелест на краю сознанья: «Себя слушай. Не беги…» – и сразу отголосок в глубине. Зацепился дух, оперся, не стал падать. Пока.
Ходит кругом Иргичи подле Урун, на коленях стоящей. Перекатывается с ноги на ногу, крадётся, вибрирует бубен нутряным рыком, мерцает облик человечий: крадётся волк полярный вокруг жертвы, губы вздернуты, клыков оскал горло жаждет. Чуть – бросится, порвет!
Дрогнули ноздри Урун запах зверя поймав, губы красивые оскалом разошлись, ответ нутряной чуя. Посмотрела в себя – прямо, без оглядки. Разрешила. Увидела. Да! Я это! Точнее, и это – тоже Я. Вышла из души пещеры, мягко ступая, капкан зубов страшных ощерив, в наряде из бурого меха – росомаха. Треть от волка размером. Яростью?..
Ухмыльнулся наблюдающий за кругом Бэркэ, кивнул довольно, за бороду себя дёрнул.
Как была, с коленей, перетекла Урун неуловимым движением в низкую стойку, пошла стелящимся шагом, низко пригнувшись. Зарычал утробно бубен в её руках, потекла хищно, Иргичи движения предвосхищая. Нарастает рокот, танцует Урун, грозит поток движения взрывом бешенным, когтей да зубов страшных яростным броском. Хлещет животная Сила вокруг.
Предельной точки достигло сплетение ритмов и неистовой пляски двоих, как на краю бездны зависло – кто сорвется, клочьями на клыках камней оседая?
Достигло! Зависло.
И вырвалось! Избылось криком одним на двоих, из самого нутра идущим! Хлестануло в небо бездонное, к богам и духам взывая! Оставив тишины звон. Чувство, что – да, свершилось. Огромное. Настоящее.
Открыла глаза Урун: Иргичи стоял напротив и не было в его взгляде ни злости, ни холода, ни презрения – с восхищением глаза смотрели и с уважением явным. Улыбнулся улыбкой светлой да доброй, поклонился, руку к груди прижав.
Урун тоже хотелось улыбаться: Иргичи, всем вокруг. Что она и сделала. Оглянулась на Бэркэ – тот довольно щурился. Вышла из Круга, хотела заговорить с ним, да взглядом вокруг мазнув, зацепилась за облик знакомый. Замерла настороженно.
Бэюдэ стоял чуть в стороне. Смотрел внимательно. Подошел.
– Здравствуй, Урун, – сказал.
– Здравствуй, Бэюдэ. Давно смотришь? – спросила Урун.
– С начала самого, – ответил тот.
Бэюдэ продолжал пристально смотреть. Урун молчала, но взгляд не отводила.
– Я был не прав. Тебе надо танцевать, – сказал наконец Бэюдэ. – А чум… Зачем в нем сидеть? Душно.
– Как оказался здесь? – спохватилась Урун.
– Лиса гнал. Мех уж больно хорош был. За ним и выскочил, – ответил Бэюдэ.
Урун оглянулась вокруг, в поисках Бэркэ: того нигде не было видно. Только мелькнул на краю видимости седой лисий хвост, да хитрый прищур шамана в сознании всплыл. Урун улыбнулась.
Ведьма
Жила-была ведьма. Красивая. Это только в страшных сказках ведьмы – бабки скрюченные, отвратные, с бородавкой на носу. А наша была прекрасна: станом стройна и гибка, длиннонога и, где положено, аппетитно округла. Знаниями разными хитрыми да древними владела, что бабка передала, да Силой тайной обладала, чтоб применять их, которая, впрочем, тоже от бабки досталась. Так и жила: девкам ворожила в делах их добрых и всяких, зелье варила, порчу снимала да наводила, по шабашам летала. Всё как положено приличной ведьме.