Путник, парнишка молодой, просто одетый, шёл неторопливо, по сторонам смотрел светлым взглядом, нравилось ему, похоже. Прям по тропинке, что средь болота бежала. Бажена морок навела: путнику кажется – тропка дальше вьется, и он по ней следует, а самого ноги уж в трясинное окно ведут. Ухнул сразу по пояс, глаза, как плошки, рот в испуге раззявлен, побелел весь. Подвывает от ужаса смертного, громко закричать сил нет, свело нутро – чувствует жадную хватку топи. Руки хлопают вокруг по грязи жидкой, да не могут опору найти.
Смотрела с нахлынувшим чёрным удовольствием на этот танец отчаяния и близкой смерти Бажена, сама за мороком своим невидимая. Что-то темное в душе заворочалось, предвкушающее, как поглотит болото парнишку, как зальется чёрным рот его широко открытый и глаза светлые.
Встряхнулась – что это со мной? Ладно напугать, одурманить, губить-то зачем без причины веской? По шею уже провалился путник, тянет носом к верху – не надышишься, говорят, перед смертью, а отказывался хоть раз кто?
Наклонила она березку молодую к руке парня – не поймёт с испугу, подумает сам нащупал. Вцепилась судорожно рука, почуял опору несчастный, стал мал-помалу тянуть себя из грязи. Вылез на твёрдое да сознание потерял с натуги. Тут вся компания подоспела. Бажена воровато оглянулась: видели, нет, зверства её? Вроде как обычно себя ведут.
Обратно пошли уже не спеша. Шла молодая кикимора и думала, вспоминала о зачастивших похожих случаях непонятной злобы, ненависти, раздражения. Язык, вот, Клавдии дверью прищемила – вид сделала, что случайно, извинялась. А внутри-то знала – специально, радость злую с того ощутила. На днях, буквально, соскучилась по Горыне, наведалась на озеро к нему. Чуть замешкал он, дела свои доделывая, встретить её – так вызверилась, что аж шарахнулся, побледнел водяной и на дно погрузился. Всплыл, конечно, быстро, отходчивый. Да и путников регулярно отваживая, не первый раз с трудом от жестокости излишней себя останавливала.
Мысли все эти перебрав, решила больше не откладывать и направиться к бабке мудрой за советом: на счёт Кощея да про вспышки чёрные свои до кучи. Тропку к хижине бабки знала, добралась без проблем.
Встретила её бабуля не особо приветливо, но не погнала, выслушала. Подумала, посмотрела на Бажену взглядом пронзительным из-под бровей седых кустистых и сказала:
– Есть у меня «Истинное око». Посмотришь в него – правду всю узнаешь. Плохо иль хорошо с того будет, то узнаешь опосля. Ну как, подходит тебе така авантюра?
– Э-э-эх. Страшно, конечно. Но больно разобраться хочется, – ответила кикимора. – Давай уж, Око свое.
Достала бабка завернутый в холстину предмет, развернула. Шар оказался, будто стеклянный, мутный только шибко.
– И как смотреть в него? Чего там увидишь-то? – спросила Бажена.
– Ты, девка, давай гляди, а не умничай! – прикрикнула бабка. – Вопрос внутри задай и вперед.
Сосредоточилась Бажена. Взяла шар в руки. В глубину его мутную всмотрелась. «Кто я? Откуда черного столько внутри? Злоба откуда да ненависть? Тоска желчная?» – спросила про себя. Вдруг как ветер подул в стеклянной глубине – разошлась муть. Девушка внутри шара: красивая, перегибистая, смеётся чему-то. Нахмурилась вдруг. Больше картинка стала, причина смены настроения показалась. «Кощеюшка!» – ахнула кикимора. Что-то сладострастно ухмыляясь предлагает Кощеюшка девушке: шар звук не передает, но и так все яснее ясного. Гневается девушка, гонит мерзавца. «Так его, ирода!» – радуется Бажена.
