– Может показаться странным, что в Остроге печатали на иврите – рассказывает профессор – Но это только на первый взгляд. Особенно, если прочитать предисловие издателя. В те времена еврейские печатники было весьма консервативны и вряд ли согласились бы напечатать такой текст…
Иврита он не знает и саму книгу, разумеется, прочесть не смог бы, да и я ее пока не прочел. Зато мы прочитали предисловие Мстиславца, точнее прочел профессор. Он ведь славист, ему и карты в руки, ну а для меня он сделал перевод на современный русский язык. Впрочем, язык его перевода не совсем современный, зато орфография соответствует той, которой меня учили в детстве. И вот что там написано:
Я, Петр, сын Тимофеев, скромный друкарь из Мстиславля, с Божьей помощью переношу на бумагу здесь, в земле Острожской, повесть удивительную, коию получил на наборных досках, а те доски доставил мне верный человек из Праги-города. Сий муж и поведал мне то сказание, что на досках, поелику гебрайкого языка не ведаю. А и до меня-то много было говорено о том деле, как в Праге-городе, так и в иных землях, да не все то правда, а и кривды немало. Сей же текст доставил мне муж ведомый и честный и посему сие правда есть. Вот и тщусь я, грешный, донести до добрых людей истину о том, что случилось в жидовском месте Праги-города, геттом именуемом, при правлении славного императора Рудольфа и что сделал добрый рабби Лёве, а чего не делал. А желал тот рабби своих жидов защитить от мужей неправедных и создал того, кто Големом звался и был тот Голем у них защитником. А ни демона, ни монструма рабби тот не сочинял, поелику был праведен и мудр, хоть и в Христа не верил. А люди правды ту повесть записали и на печатные доски нанесли. А правда-то не всем люба, вот и не взялись ту повесть нести на бумагу ни друкари жидовские, ни друкари папистские. Мы же, на Господа нашего уповая, сие исполним.
– Подозреваю, что у нас в руках оказался единственный сохранившийся экземпляр – продолжает Йиржи – Мне уже встречались намеки на эту книгу в летописях начала XVII-го века, вот только тогда я еще и представления не имел, о какой именно книге идет речь. Ведь намеки те были до нельзя туманными, книгу даже не называли по имени и теперь я понимаю почему. Но по-прежнему непонятно отчего в те непростые времена на нее ополчились буквально все кому не лень. Странность эта усугублялась тем, что ни один из источников не ссылался на содержание книги. Ее не называли ни еретической, ни крамольной, ни как-нибудь еще – ее просто уничтожали. Папистские инквизиторы занесли ее в индекс запрещенных книг, может быть даже и на всякий случай, но жгли ее исправно. Православные попы предавали ее анафеме и тоже жгли, да и ортодоксальные раввины не отставали. Утраквисты, впрочем, тоже были мастера жечь не устраивающие их тома. Поэтому книга, которую вы держите в руках, уникальна и до недавнего времени я и сам не подозревал о ее существовании. А тут вдруг всплыло, совершенно неожиданно, завещание моего деда и выяснилось, что кроме полуразвалившегося загородного домика, он завещал мне эту самую книгу. Нет, он мне про нее и раньше рассказывал, но я никогда не придавал значения его словам, считая их старческой фантазией. А зря! Много, ох как много интересного рассказывал мой дед…
Я слушаю его вполуха; меня больше интересуют темные буквы на серой бумаге. Странный это текст. В еврейской книге того времени можно было ожидать цитат из Торы, аллюзий на библейские темы, иносказаний. Ничего этого в книге нет, хотя титул Всевышнего упоминается и написан по всем правилам. Но это вовсе не записки мудреца, не очередной комментарий и не поучения. Это просто-напросто автобиография, или нет, неверно – это исповедь: повесть о любви и о боли потерь. И язык той исповеди странный: автор явно не силен в иврите и порой путает слова или ошибается в их написании. Иногда он даже пользуется немецкими словами в их ивритской транскрипции, подобно тому как современный иврит абсорбирует английские и французские термины. Зато его речь живая, не книжная, почти современная мне. И слова… горячие, страстные, не потускневшие за века, в отличие от несущих их букв. Начинается книга такими словами:
