3.
– Ты в следующий раз согласись, авось больше грибов достанется.
– Да ну его к собакам деревенским!
Теперь уже Марта шла позади – Тэми не терпелось вернуться домой, разобрать корзины, доверху заполненные запасами, а затем снова перевоплотиться, отоспаться, зарывшись в родной хвост, и кааак погнаться на всех четырёх за стариком, чтоб показать ему «красну девицу»! Ковровый лес уже остался за спиной, а здесь – сырой туман, где что–то копошилось, шипело, кричало, иногда – вылетало вперёд (видимо, вороны опять вина напились и поголовно начали сходить с ума).
– Слушай, – вдруг осенило Тэми, – это часом не твои духи дом стерегут?
– Скажешь тоже! – покачала головой Марта. – Просто осень разрастается.
– То ли жуткая, то ли винная… Хотя нет: я бы назвала её скорее игривой! – всплеснуть бы в ладоши, да только руки заняты.
А дома – дела. Печь поскорей затопить, чтобы прогрелись стены, обереги в порядок привести, про грибы-ягоды не забыть, чаю тёплого заварить, еды приготовить. А потом уснуть под волчьи завывания. Крепко-крепко, прижавшись к мягкому пледу родным рыже-белым мехом.
1.
Лихое время – листопад: вся нечисть упивается пиром да ищет новой добычи, подстерегая честного человека за углом. Торговец потянулся проверить, на месте ли кошель, но застыл, увидев два сияющих глаза в кустах. Секунда, две – и ездовая лошадь понеслась по тропинке под жуткое «Ноо, пошлаа!» Зря он не задержался в городе подольше, ой зря. Пересидел бы лихую годину в тёплом доме. Так нет ведь, потянула нечистая рука в чащу!
Лисица проводила лошадь насмешливым взглядом и понеслась в другую сторону, прыжок по мягким листьям, второй – и вот горячие огни. Костры взвивались ровными рядами, а между ними плясали ведьмы в окружении воронья. На крайнем холме завывала стая волков. Лисица не удержалась, выпустила довольный визг и понеслась в пляску, наворачивая круги меж цветастых юбок.
Открывалась грань миров. Казалось, что тоненькая, как лунный шлейф, оболочка вот-вот разорвётся, и хлынут к ним непрошеные гости со всех сторон. Но нет: кордон слабел, но держался, хотя некоторые и стремились прорваться.
А тут их приветствовали, а заодно заклинали или не бесчинствовать особо, или убираться на родину, ибо эта земля занята и объята колдовским пламенем, обложена обережными щитами, чтоб злое даже ступить не могло.
Торговец тем временем допивал эль в задымлённом трактире. Свезло ж добраться целым! Правда, хозяин поначалу не очень хотел впускать одинокого путника, пока тот не осенил себя крестным знамением и не пообещал хорошо приплатить за место для себя и лошади.
– Дурное время, тьфу! – в сердцах спюнул трактирщик. – Мало ли какая дрянь прикинется то старухой, то молодой девкой, то добрым человеком, лишь бы только за порог попасть. Ибо в освящённую землю ей самой ходу нет! Думаете, просто так трактир у самого края леса стоит? А шиш!
Люд смеялся, фыркал, обсуждал последние новости. Один чудак вообще заявил, что решил тёмное время в трактире пересидеть, потому как с женой поругался, и та его отправила в хлев ночевать. Сырой, холодный и совершенно без выпивки!
– Куда же это годится, чтоб доброго человека – и в хлев? – возмущался он.
– А не узнала ли твоя, что ты к соседке на днях за пудом соли бегал? – насмешливо спросил его товарищ.
Собеседник лишь угрюмо уткнулся в выпивку. Мало ли какая зараза его, бедолагу, попутала, так что ж теперь, за это из дома родного кочергой гнать? Э нет, не на того напала!
