Сказания древа КОРЪ - страница 81

Молодые люди не понимали тогда, что для честной игры необходимы честные игроки всех сторон. Поймут через три года.

Расставаясь с другом-секретарём, чтобы поспать хоть часок, епископ поведал ему о странном волнении, испытанным им при встрече с незнакомой молодой парой на прогулке с царём.

Лукаво улыбаясь, Дмитрий спросил, может ли вспомнить владыка четырёх русских знаменитостей, изображенных на картине Чернецова. Живописное полотно они видели в мастерской художника. Пётр Негош мгновение недоумённо смотрел на секретаря и воскликнул:

– Не может быть! Пушкин?

– Он был с женой. Мне на него указал граф.

– Боже мой, Боже мой! Я мечтал. Наш Пушкин! – начал ходить из угла в угол поэт Црной Горы, ломая пальцы.

– Если прикажете, мой господин, я завтра разыщу его.

– Разыщи, непременно разыщи. Прихвати Симу. Они знакомы – встречались в Одессе. Я обязан его увидеть. Пушкин! Надо же! – звучный голос черногорского поэта окрасился волнением как никогда.

На следующий день Дмитрий Каракорич-Рус и Милутинович нашли Пушкиных на даче за Чёрной речкой. Слуга доложил:

– Ляксандр Сергеич уехавши на Москву и дале, а барыня младенца кормють.

Так и вернулись посыльные ни с чем. Дмитрий едва живым доехал – Сима всю обратную дорогу обвинял его в неудаче. По его словам получалось, что второй секретарь сам нарочно отправил Пушкина подальше от столицы, чтобы досадить им, поэтам.

Правитель Черногории был разочарован, словно Россия обманула его ожидания.

– Как не повезло! Ведь мимо проходил. Ну, ничего, наши пути ещё пересекутся.

В какой-то мере желание сербского поэта сбудется.

Збигнев Корчевский, будучи студентом Варшавского университета, затем на службе, неизвестно где и на какой должности, прожигал жизнь в компании «золотой молодёжи». Не раз доставлялся конвоем под надзор отца. Пани Христина считала неприличным допрашивать взрослого сына. Молодой шляхтич должен нагуляться, перебеситься. Что касается карьеры, о ней можно было не заботиться в процветающем имении на Висле. Наследница «полу-магната» высылала без риска обрушить семейный бюджет такие пенёндзы сыну, какие и не снились чиновнику. Мать простила своему Збышеку все проказы на десять лет вперёд, потому что его, бесценного, даровала ей свента Мария.

Отец же вообще не обращал внимания на проделки отпрыска. Тоскливое настроение охватывало родителя, когда супруга решала в воспитании наследника применить «мужскую руку»: «Поговори с ним, Игнацы, как мужчина с мужчиной, только в рамках приличия; ты не мужик». Последнее слово она выговаривала чисто по-русски, подчёркивая тем самым, что в просвещённой Польше мужикам не место.

Так и на этот раз: въехал в ворота усадьбы и остановился у парадного крыльца господского дома наёмный экипаж. Из него легко, невзирая на крупную, несколько полноватую для молодых лет фигуру, выскочил блондин, одетый по последней моде, держа котелок подмышкой. За ним последовал жандарм. Поднялись наверх, в кабинет отца. Застали там гору плоти. Она возвышалась над письменным столом, засыпанным табаком, с курительными трубками тут и там и недоеденным яблоком. Узрев перед собой первенца, ясновельможный пан затосковал. Явление сына в сопровождении казённого лица в известном мундире, при сабле, знал отец, грозит неприятным разговором как бы вне очереди, сверх отмеренных женой отцовских обязанностей. И за что такое наказание,