… Патефон…
Унесло.
Ушло.
Унесло грозой войны.
… Патефон.
Эти мелодии, давали нам тогда счастливым довоенным, мы были вместе – Мама, Папа и мы с братом.
Вот и осталось в памяти воспоминание,– гимн, искорка, тех тёплых дней.
Всё это было есть и остаётся во мне а, гармонь выдавала то, что казалось, было утеряно навсегда, – свет радости.
Отец погиб, но солнышко светило, мелодия осталась, и жила во мне, внучка это чуяла своими тонкими фибрами души.
Она, это понимала с первых дней своего пребывания на этой Земле…и только русская гармонь, так помогала, чувствовать тонкости переживаний души и сердца.
*
Мои, потуги и воспоминания как я дальше развивал свой слух, о котором говорили что он абсолютный.
… В ремесленном училище, где очутился по воле судьбы, вечерами в общежитии, а нас было тридцать гавриков со всего Крыма и Кубани. И, вот, вечерами, когда уже никого не было кроме вахтёра, дежурного у входной двери, занимались, совсем другим делом,– отливали свинчатки, делали финки с наборными рукоятками, а в кружке морского моделирования,– строили модели кораблей.
Но было ещё одно, которое нравилось всем, даже тем у кого медведь топтался на ушах… – музицировали… играли, дрынькали на балалайке, была и мандолина, долбали палочками барабаны, и, конечно самый главный инструмент – гитара. Каждому своё. И вот гитара, три человека держали её и самого исполнителя, а один держался за гриф, пытался его гнуть и помахивать хоть и еле заметно, и вот. И вот волшебные звуки почти гавайской гитары, да и песня такая сердешная…Гибель Титаника.
… Это был фурор, взрыв чувств в наших сердцах и от радости оно, сердечко, улетало в неведомые края, а мы потом в восторге хвалили исполнителя и, конечно мучителей, которые выполняли движения с бедным грифом гитары, исполняли, и получалось только когда, будущие кораблестроители, входили в роль питона, который удушает свою жертву, косулю, свой обед, и она так трудно прощается с жизнью.
… Правда, не все этого хотели, но получалось иногда и так.
*
Ох, дайте в руки мне гармонь,
Чтоб сыграть страданье,
Парень девушку домой,
Провожал с гулянья…
И.
Эта
Песня,
Звучит славно.
Поют её сейчас.
Достаёт до сердечка.
Но там сложные и шустрые переборы пальчиками, которыми нужно ещё было отрабатывать технику и заставить эти самые пальцы, шустро бегать по кнопочкам и не промахнуться, попасть в нужное время … не перепутать место пребывания этих неуловимых кнопочек.
Гармонь моя, теперь хранится, как то самое, Око Всевидящее.
Своими руками разрешается гладить и обнимать её, только с моего разрешения. Она, раньше принадлежала другому человеку, и, слава Богу, это был мой брат. Он уже трудился на заводе и жил там, в общежитии, при заводе.
Первая получка, праздник.
И…
Ознаменовал такое событие как он и все его коллеги, – судосборщики корпусники третьего разряда. Обмыть, конечно, гармошку. Почти куча денег, а тут…
Приехал на праздники, каникулы, к нам в деревушку,– Красный пахарь величали это селение, а там толока, рядом с клубом, лужайка. Веселье. Играли в третий лишний, в ручеёк, потом расселись на лавках в клубе и пели, танцевали. Ах, эти девчёнки, конечно и, Королиха, красавица и певунья поёт, уши в растопырку, у всех, как он говорил, и, рядом гармонист,– Ванька Герасименко. Он уже и вальс и польку, и карапет мог выдавать, танцевали уже, угадывали что он выдавал, хоть и не задавался и не задирал нос… Счастливчик, такая дивчина рядом, даже за ручку разрешает ему до свидания делать.
