Как же дед, спутал или не нашёл у зайца его драгоценные половые признаки, совсем не призраки, половые отличия, такого матёрого вождя племени.
Теперь уже, долго, очень долго музыка играла. Бабушка исполняла своему специалисту танец с саблями, и грозилась применить, по всем правилам не рукопашного боя гладиаторов, грозилась показать и ещё раз кукиш, а если не поможет, тогда и кузькину мать.
Он, дошёл до самого Берлина, фронтовик, понял, что гауптвахты не будет, но что-то ещё худшее наступает.
Пила, пилила-грызла и шумела, как он это называл, когда бабушка читала ему свою лекцию о вреде этой самой перцовки, да и вина, хоть оно и изабелла, домашнего любовного приготовления.
Ночью зайчик, настоящий, резвился и продолжал свои игры с крольчихами. И всё-таки думал, что никто не увидит и не узнает. Никто. Ничего. А ему хотелось. Ой, и ах, как хотелось наверстать упущенное. Прогулы… по причине тяжёлой травмы, временной – нетрудоспособности, хоть и без больничного листа, и усиленного санаторного питания. И снова…на свою голову и не только, зарабатывал своими трудами, почти ратными.
Кара.
Нет.
Наказание.
Неет.
Ещё хуже…
Всё это страшное судилище было утром, при сиянии света солнечного, но для зайца – хуже дня, солнечного затмения, которого так боятся зверюшки и люди… боялись конца Света.
А было всё просто, и дед, усмотрел свою ошибку. Одел очки. Сгрёб зайца, совсем неласково и…
И, потом вспомнил, что у него сохранились, его же дневники и там была, точно помнил, инструкция для кастрации кроликов. Долго читал свои далеко не литературные произведения, но вдруг нашёл документ, написанный ясными, крупными буквами, а первое слово, так ещё и заглавная, как в библии.
А в ту, прошедшую, страшную войну, ему на фронте во временные затишья между боями приказывали писать отчёты и другие документы, у него почерк был очень даже приличный, что и знали его командиры.
И вот, они, теперь дневники, хотя и не военного времени, которые вёл старательно, где и прочёл им же сделанную запись.
Заголовок документа, – кастрация кроликов. Затем дальше, – сделать такой ящик, в который помещают кролика, укладывают его на спину, и привязывают тесёмочкой, за ноги. Находят семенник вместе с мошонкой, оттягивают…
Ага. Так тебе кролик, точнее заяц будет лежать, как Жужутка, валялась на коврах и мягкому дивану, и смотреть на этот цирк, и как девочка в детском садике играться тесёмочкой.
А, он ветеринар, будет, сначала искать, а потом тянуть семенничёк, да ещё вместе с мошонкой, как будто они сами по себе существуют и живут отдельно в разных местах, как люди в разных комнатах.
Умора, а не инструкция для работы, такой серьёзной и ответственной, у деда и тянуть, подтягивать как малыши штаны шаровары с плохой резинкой, такое тогда было…
А дальше, а дальше, ничего, обрыв бумаги, вдруг листок такого ценного документа, вдруг. Да кто посмел, кто – то оторвал. И кто же это мог такое сделать, или сам рванул листочек, такой ценный теперь.
Сел у крольчатника, задумался и долго смеялся. Хотя зайчику сейчас и потом было не до смеха. А он смаковал, как в комнате смеха и разбирал по буковкам методику.
… Ну как это кролика, уложить, привязать тесёмочками, ага, фронтовой тебе лазарет устроить. Да ещё на спину, род дом что ли? Так там сами роженицы ложатся, и сейчас, и в роддоме и дома, когда фундамент закладывают, а это кролик. Нет, заяц дикий, а не киса, мурлычит, поёт кошачьи песенки, романсы про хозяйские шансы, когда её приглашают на тряпочку мягкую, и гладят ей животик, так она ещё устроит, музыкальное сопровождение, от хорошей жизни. Ой, умора. Заяц так ножками задними, рванёт и вены драгоценные деду вскроет…
