Терзаемый неудовлетворительным предчувствием и немало ошарашенный тем, что никто его не встречает, а яблоко вот оно висит, спелостью наливается, бери – не хочу, стоял Елпидифор в нерешительной эмоции, как вдруг видит – летит прямо в него переливающаяся лунными отблесками глупая пуля.
– Ничего себе, – молвил бесстрашный Елпидифор, – вот, значит, как у вас тут хлебом-солью потчуют.
Сделал лесничий шажок вправо, надел танкистский шлем, пригнул макушку, пуля вокруг него проскочила и сгинула в плотных слоях атмосферы. «Однако здесь криминогенная обстановка, – подумал герой. – Кому ж это понадобилось в нечаянных проходимцев неотразимую гибель посылать? Дай-ка, я сползаю на разведку, приструню хулиганов».
Зарядив стрелу в арбалет, подобрался он на корячках к яблоне, а яблоня как раз на пригорке стояла, и с высоты все расположение пейзажа хорошо просматривалось. Глядит Елпидифор в инфракрасный прицел – высовывается из дебрей африканской клубники оружейное отверстие. Кто стреляет – в темноте рожи не видно, но по нестерпимому философскому перегару чувствуется, что метит в яблочко. «Э-ка, что задумал, вражеский безобразник, – сказал про себя Елпидифор, – преступное вмешательство в движение исторических событий!»
Не дожидаясь, пока невидимый убивец разнесет мишень на ошметки, лесничий вынул руку из кустов, схватился за яблоко, и в этот момент прогремел другой выстрел. Вскинь он руку чуть позже, было бы у сказки другое завершение. А так – фрукт, целый и невредимый, остался в ладошке у лесника, пуля же, пронзив насквозь то место, которое яблоко занимало на черенке, уплясала в распростертый горизонт.
Сию же минуту в лесничего со всех сторон вмазали прожектора, завизжала траурная сигнализация, ожил матюгальник, прибитый к корню на перевернутой вверх тормашками березе.
– Кто мне весь обстрел испортил? Такую траекторию запороть! – заорал несвойственным себе криком меткий плодово-ягодный стрелок в свисающий с уха микрофон и показался из кустов во весь свой людоедский масштаб.
– Ну, я испортил, твое благородие, – скромно отвечал Елпидифор, вставая с земли и придерживая злого вурдалака на арбалетной мушке.
– Это что еще за путешественник к нам на участок приперся? – выкатился из-под пальмы второй сторож в обнимку с бутылью, в которой колыхалась украденная из погреба колдуньи мертвая вода, в грамотной пропорции разведенная с живой. – Ты кто таков будешь, камикадзе?
– Охотник я, – молвил смельчак, не спуская глаз с прицела, – его канцелярского величества Полкана личный лесничий, а зовут меня исчезающим именем Елпидифор – батюшка эдаким прозвищем угораздил.
– Лесничий, говоришь? И, стало быть, на охоту с сабелькой и арбалетом ходишь? – выказал сарказм лежебока, случайно вырубая пьяной ногой сигнальное пение сирен. – А почему не с карабином аль не с дубиной? Дубина – это ведь как романтично!
– Да на охоте дубин с карабинами и без того хватает, – нашелся с околичным высказыванием Елпидифор. – Вы лучше сами-ка огласите свои паспортные фамилии-отчества, господа неприветливые?
– Меня зовут Мелево, – взял речь первый вурдалак, – а этого потребителя мертвой и живой воды вперемешку с бензином кличут Копуша. Сторожим мы яблоню колдуньи Ягини и все ее селекционные художества от вторжения заграничного инвестиционного климата и от всяких там ворюг.
– То-то я и гляжу, что вы сторожите, – сказал лесничий, все еще выбирая у Мелева на морде место, куда выпустить стрелу, – охаживаете знаменательный саженец свинцом из автоматической системы Калашникова.
