Он даже не успел отдать рубаху.
Давид был беззащитен и один.
Все ожидали, снимет ли заклятье
Коварный вероломный «господин».
Но видно в правду жизнь милее смерти.
Колдун велел доставить две свечи,
Три пузыря. Цвет их: зелёный, жёлтый,
И голубой, как звёздный свет в ночи!
А следом попросил доставить чашу,
Слил жидкости, по каплям рассчитав,
Промолвил еле слышно заклинанье,
Достал и бросил в зелье пару трав…
Поднялся дым. Злодейскою рукою
Зажглись при всех две толстые свечи.
Глаза у лиходея закатились.
Он звал кого-то. Слышалось: «Приди…»
Дым загустел над чашей, образуя
Неведомое прежде существо,
Чад разъедал глаза распространяясь,
Не дозволяя рассмотреть его.
Чем дольше, тем сильнее и сильнее.
Приблизившись, нельзя было дышать,
А для того, чтоб что-либо услышать,
Дыханье нужно было задержать.
Давид из любопытства так и сделал.
Видение, что издали пришло,
Общалось только с вызвавшим злодеем,
И вовсе не смотрело на него.
«Зачем позвал меня сюда прилюдно?
Что хочешь, чтоб я сделал для тебя?
Поторопись, мне быть на солнце трудно.
Уйду с исчезновением огня.
Неужто хочешь снять со всех заклятье,
Что мне велел когда-то наложить?
Но это неприятное занятье!
Тьма тянет тьму, а тут нужно светить!
Но если средь людей найдётся кто-то,
Желающий пожертвовать собой,
Пусть жидкостью из чаши сей напьётся,
Не по приказу действуя – душой!
Тогда все чары снимутся мгновенно
Со всех, кто был заклятием раним,
И дальше уже действовать не станут.
Ослепнет согласившийся – один!
Такое будет главное условье.
Как поступить, ты сам уже решай.
И больше не зови меня при свете,
А то услышишь горькое: «Прощай!»
Там, кстати, есть ещё одно условье,
Но я об этом, всё же, умолчу.
Пора. Огонь, зажжённый здесь тобою,
Уже покинул правую свечу».
Дым поредел и скоро растворился.
Ничто не стало разъедать глаза.
Дышалось легче, воздух разрядился,
И солнцем улыбнулись небеса.
Колдун стоял, не зная, что и делать.
Он не желал того, чтоб сам ослеп.
Ему ещё хотелось восхищаться
Всем лучшим, чем прекрасен белый свет.
Злодей спешил хоть что-либо придумать.
Желая в поединке победить,
Он стал искать бесхитростную душу,
Которую возможно обхитрить.
Правитель ждал, как впрочем, остальные.
А чародей, чтоб время потянуть,
Сказал: «К такому чудо-исцеленью,
Не очень быстр и лёгок будет путь.
Тут важно всё! Поверьте даже мелочь
Сыграть должна решающую роль.
Прошу, пусть для уверенности Вашей,
Предстанет перед нами сам король.
Раз музыкант действительно всесилен,
И смог с его гербом доставить флаг…»
Речь хитреца прервал, вбежавший стражник:
«Нам донесли, что подступает враг!»
И даже тут колдун не растерялся,
А произнёс: «Тем более теперь
Схватить того, кто это всё затеял –
Задача коей нет для нас важней!»
Что сделать мог Давид? Ему осталось
Использовать летучего коня,
Или позвать к себе меньшого брата,
Подмогою великой для себя.
И первое избрав, сказал: «Я знаю,
Как можно взгляд ослепших оживить,
Но видно, прежде нужно в самом деле
До этого к противнику сходить.
Я жду, за стены выйти, разрешенье.
Мне невозможно действовать внутри!
За время, что мы тратили напрасно,
Противник успел ближе подойти».
Правитель произнёс: «Открыть ворота
Нельзя! Там может быть сокрытый враг.
Тебя через подземный ход проводят
С закрытыми глазами. Только так!
На месте тайном одного оставят,
Обратно впустят только с королём!
И помни, никакой другой охраны
Быть не должно, конечно же, при нём!
С другими станем сами разбираться.
Что не поверил прежде, уж прости.
