– И никаких эмоций! – настойчиво напомнил Кристобаль Хозевич. – Не будут вам давать ваших клопов и ящиков – не надо. Вы – лазутчики. С вами будет установлена односторонняя телепатическая связь. Мы будем следить за каждым вашим шагом. Собирайте информацию – вот ваша основная задача.
– Мы понимаем, – сказал Эдик.
Кристобаль Хозевич снова оценивающе оглядел нас.
– Модеста бы им с собой взять, – пробормотал он. – Клин клином… – Он безнадежно махнул рукой. – Ладно, идите. Буэнавентура.
Мы вышли, и Эдик сказал, что теперь надо зайти к нему в лабораторию и взять реморализатор. Последнее время он увлекался практической реморализацией. В лаборатории у него в девяти шкафах размещался опытный агрегат, принцип действия которого сводился к тому, что он подавлял в облучаемом примитивные рефлексы и извлекал на поверхность и направлял во вне разумное, доброе и вечное. С помощью этого опытного реморализатора Эдику удалось излечить одного филателиста-тиффози, вернуть в лоно семьи двух слетевших с нарезки хоккейных болельщиков и ввести в рамки застарелого клеветника. Теперь он лечил от хамства нашего большого друга Витьку Корнеева, но пока безуспешно.
– Как мы все это потащим? – сказал я, со страхом озирая шкафы.
Однако Эдик успокоил меня. Оказывается, у него уже почти был готов портативный вариант, менее мощный, но достаточный, как Эдик надеялся, для наших целей. «Там я его допаяю и отлажу», – сказал он, пряча в карман плоскую металлическую коробочку.
Когда мы вновь вернулись на лестничную площадку, Модест Матвеевич заканчивал свою речь.
– …Это мы тоже прекратим, – утверждал он несколько осипшим голосом. – Потому что, во-первых, лифт бережет наше здоровье. Это первое. И он бережет рабочее время. Лифт денег стоит, и курить в нем мы категорически не позволим… Кто здесь добровольцы? – спросил он, неожиданно поворачиваясь к толпе.
Несколько голосов тотчас откликнулись, но Модест Матвеевич эти кандидатуры отвел. «Молоды еще в лифтах ездить, – объявил он. – Это вам не спектроскоп». Мы с Эдиком молча протиснулись в первый ряд.
– Нам на семьдесят шестой, – негромко сказал Эдик.
Воцарилась почтительная тишина. Модест Матвеевич с огромным сомнением оглядел нас с ног до головы.
– Жидковаты, – пробормотал он раздумчиво. – Зеленоваты еще… Курите? – спросил он.
– Нет, – ответил Эдик.
– Изредка, – сказал я.
Из толпы на Модеста Матвеевича набежал домовой Тихон и что-то прошептал ему на ухо. Модест Матвеевич поджал губы и надулся.
– Это мы еще проверим, – сказал он и добыл из кармана свою записную книжку. – За каким делом вы отправляетесь, Амперян? – спросил он недовольно.
– За Говорящим Клопом, – ответил Эдик.
– А вы, Привалов?
– За Черным Ящиком.
– Хм… – Модест Матвеевич полистал книжку. – Верно… имеются… та-ак… Колония Необъясненных Явлений… Покажите заявки.
Мы показали.
– Ну что ж, поезжайте… Не вы первые, не вы последние…
Он взял под козырек. Раздалась печальная музыка. Толпа заволновалась. Мы вступили в кабину. Мне было грустно и страшно, я вспомнил, что не попрощался со Стеллочкой. «Стопчут их там, – объяснял кому-то Модест Матвеевич. – Жалко… Ребята неплохие… Амперян вот даже и не курит, в рот не берет…» Металлическая дверь шахты с лязгом захлопнулась. Эдик, не глядя на меня, нажал кнопку семьдесят шестого этажа. Дверь кабины автоматически задвинулась, вспыхнула надпись: «Не курить! Пристегнуть ремни!» – и мы отправились в путь.
