– Правда?
Его взгляд пронизывающий и молящий заставил Мэй отвести глаза. Она тяжело поднялась и вышла. Ален снова остался один, в комнате была кромешная тьма, и его окатило ледяной волной страха. Он выскочил из комнаты в поисках матери. Она мыла посуду, мальчик подошёл к ней.
– Прости меня, мама, я виноват.
– Я боюсь за тебя. – глухо пробормотала Грэйс – я не переживу ещё одной потери.
У меня больше никого нет.
«А как же папа?» – хотел спросить сын, но промолчал. Несмотря на десятилетний возраст он понимал гораздо больше своих сверстников. Слишком рано ему пришлось стать старшим в семье. Мать во всём полагалась на него, всё чаще жалуясь ему, как тяжело ей живётся. И сын, как мог, пытался смягчить её боль. Отец всё чаще стал уходить из дома, возвращался за полночь, и от него неприятно пахло. С тех пор его место в супружеской постели занял Ален. Мама прижималась к нему, как будто хотела раствориться в маленьком сыне. Часто сквозь сон он слышал её всхлипывания, тогда мальчик поворачивался к ней и прижимал к себе, успокаивал, шептал какие-то слова утешения, мама затихала, и они засыпали, крепко прижавшись друг к другу.
…– Тебе надо отдохнуть, присядь. Ты простила меня?
– Конечно, милый. Я уже давно не злюсь.
– Мамочка, вы с папой больше не любите друг друга?
– Почему ты так подумал?
– Вы постоянно ссоритесь…
– Так иногда бывает между взрослыми.
– Да, но в последнее время это случается всё чаще.
– Столько всего навалилось.
– Это я виноват.
– Нет, не думай так, твоей вины здесь нет.
– Вы разведётесь?
– Нет, конечно, нет. Бог свёл нас, мы давали ему обет всегда быть вместе.
– Папа любит тебя.
– Я знаю, но…
– Мама, не ругай его больше. Мне очень больно слушать, как вы ругаетесь.
– Сынок, я постараюсь, честно.
Ален ещё больше прижался к матери и произнёс:
– Всё будет хорошо, детка, я всегда буду заботиться о тебе, – произнёс сын тоном взрослого мужчины.
В ту ночь они ещё долго разговаривали в постели: о Боге, о Джесси, Алену становилось одновременно и легко, и тяжело на душе от этих бесед. Он хотел вернуть отца в их маленький мирок, и в то же время ни с кем не хотел делить мать. Чувство вины за разлад между родителями, за то, что брат умер, дав ему жизнь, увеличивалось, иногда было трудно дышать от этих мыслей. Он высказывал всё это матери, и она понимающе кивала.
– У Бога на всех нас свои планы. И когда-нибудь он призовёт и меня, и папу, и тебя. И мы все вернёмся домой, и нам там будет хорошо и спокойно.
Зловонные улицы «гетто»…
Они переехали сюда в надежде хоть как-то улучшить свою жизнь. Алену не понравилось здесь. В этом большом городе он боялся затеряться: слишком много людей, слишком много машин.
Они вошли в крохотную квартирку на пятом этаже: ободранные стены, старая плита на кухне, скрипучие двери. Грэйс обозревала это «богатое» убранство со слезами на глазах.
– Ничего, милая, – обнял её Уильям – со временем всё изменится к лучшему.
– А церковь хоть здесь есть?
– Да, конечно, неужели ты думаешь, что я бы об этом не подумал?
Она высвободилась из его объятий и пошла на кухню. Ален побежал за ней.
– Мама, мы здесь будем жить? – в его голосе слышалось отчаяние.
Мать подтвердила его опасения кивком головы.
– Сынок, ты слышал, что сказал отец? Это ненадолго.
– Можно, я пойду на улицу?
Женщина снова кивнула. Ален вышел за двери, прихватив с собой гитару. Он немного умел играть на ней, дядя показал ему несколько аккордов. Дальше он пытался играть на слух. В этом ему помогала старенькая радиола. Негритянские госпелы, и блюзы пели в его душе, требуя выхода.
