Сказки девяностых - страница 2



Сам профилакторий казался мне дворцом. В первый день я только и знала, что спускалась и поднималась по лестницам, обследовала каждый уголок, чтобы ещё раз убедиться: дворец, не иначе! И лес вокруг него – сказочный, бело-зелёный.

Меня определили в младший отряд, и та самая тётенька, что спрашивала об имени, устраивала нам игры, конкурсы, водила на прогулку по лесным дорожкам, которые тогда казались мне длинными.

Мама забирала меня в комнату вечером, читала вслух задачки и заставляла меня их решать, чтобы натренировать мозги перед школой. Однажды – не могу сказать, сколько прошло времени от заезда – она сказала, что через два дня в «Искре» будет концерт, и я должна на нём выступить.

– Выучишь басню «Заяц во хмелю».

Я не знала, что такое «во хмелю», но решила не спрашивать: авось потом догадаюсь. И вправду догадалась, прочитав басню: оказалось, что это просто пьяный.

Мама продекламировала басню сама, изображая голосом и льва, и зайца, мне же скомандовала слушать и запоминать, как делает она. Я быстро переняла её голос и манеры и, хотя сама басня не очень мне нравилась, была рада, что попаду на сцену. С самого раннего детства я любила петь и читать вслух. Когда мама уходила на работу и я оставалась одна с бабушкой, то ставила на проигрывателе советские сказки-мюзиклы «Приключения Буратино», «Про Красную шапочку», «Голубой щенок», слушала и пела вместе с героями.

В день концерта мама приготовила для меня самое лучшее платье – светло-сиреневое, пышное, усадила меня на стул и принялась крутить мои волосы на какую-то железку. Пахло утюгом. Я терпеливо ждала, не спрашивая, что же со мной делается, а когда заглянула в зеркало, то выдохнула от удивления: мои прямые волосы вдруг превратились в кудрявые. Мама велела мне закрыть глаза и прошлась по ресницам какой-то жёсткой, колючей кисточкой.

И вот наконец я выхожу на сцену и читаю свою программу как полагается:

«…Лев пьяных не терпел – сам в рот не брал хмельного.
Но обожал… подхалимаж!»

Перед последним словом я делаю многозначительную паузу, опустив глаза в пол, а «подхалимаж» произношу со всей возможной для семи лет игривостью, вильнув плечом и слегка запрокинув голову. Взрослые мне рукоплещут, а мама, сидящая в первом ряду, очень счастлива. Я вижу это по её глазам и улыбке, и, поклонившись и сбежав с подмостков, сажусь рядом с ней, чтобы почувствовать её тёплую руку на своём плече.

– Молодец, – шепчет она мне. – Ты у меня будешь на сцене выступать.

Я тянусь к ней, прижимаюсь, мы сидим в первом ряду и смотрим остальные номера, и мама улыбается, и мне хочется, чтобы этот концерт длился вечно…

Но он, разумеется, закончился.

* * *

После него прошло ещё, наверное, несколько дней, и мама сказала:

– Почему ты почти не играешь с детьми? Всё ходишь за мной да воспитательницей. Иди к девочкам. Возьми свою куклу.

Куклу по имени Вероника мама подарила мне на пятый день рождения. Партию таких кукол выпустили в девяносто втором году, когда на всех экранах нашей страны показали мексиканский сериал «Богатые тоже плачут»: главную роль бедной девушки Марианны там сыграла актриса Вероника Кастро. Кукла была моим сокровищем. Я расчёсывала её каштановые локоны, поила чаем из своей кружки, поверяла ей все секреты и клала под подушку, когда ложилась спать.

Я взяла эту красавицу с собой и прошла весь коридор до самой дальней комнаты, где жили вместе с родителями две девочки – одна моего возраста, другая постарше. Когда я вошла в комнату, обе соседки сидели на одной кровати.