На пути сидел Саша… как же его устранить? Ах да! Саша, ты можешь принести ненужную чистую простынь? Или полотенце? Или тряпки какие? Я её напоила, так опять мыть придется. Уже скоро, я думаю. Он пожал плечами и побрел в свою квартиру.
– Дверь не закрываю, чтобы скорая сразу нашла!
Да чтоб тебя!
Одним рывком я оказываюсь у Натальи Ивановны, ласково, мягко, как моего трёхлетнего Илюшку, уговариваю ее немного разомкнуть позу чёрствого бублика. Я знаю, как. Мой упрямый ребенок быстро сдается. Старушка тоже слегка гнётся. Я отвожу её голову, плечи, ноги чуть назад. Вот он, ридикюль! Надо быстрее, поэтому рывком я тяну его к себе. Ридикюль раскрывается, и на пол выпадают пачки денег. Не верю своим глазам и хохочу! Восемь пачек, сумочка пуста, хватит, обратно ей в руки, погладить по голове, чтобы замолчала. Собрать деньги, боже, куда? Пакет, в сумке пакет, так, платок сверху, готово!
Я сижу у стены, всё ещё тяжело дышу, когда слышу голоса на площадке. Эхо, они переговариваются почти сердито. На пороге появляется Саша, суёт мне в руки ворох тряпок, фельдшер в голубой форме, Лиля, за ней медсестра. Саша, ты точно кстати, как хорошо, что ты пришёл, кричу я и запихиваю себе за спину его тряпки, чтобы прикрыть пакет с деньгами.
Лиля и Саша встают у окна, а фельдшер приступает к осмотру.
– Хм, её показатели не так плохи, вы помогли ей, видимо, когда открыли окно и дали воды. Молодцы. Но горе, конечно, плохо на ней сказалось. Мы её заберем. Есть документы?
Лиля протягивает паспорт, СНИЛС, полис ОМС.
– С кем связываться?
– Вот наши данные.
– Хорошо, сейчас глюкозу дам и поедем. Мужчина, вы ведь поможете?
– Да, да. Я здесь, конечно.
– Я заполню бумаги, пустите меня к подоконнику.
Наталья Ивановна открывает глаза, вполне бодро она привстает на локоть, затем садится. То, как легко она это проделывает, завораживает и пугает. Она осматривается, хватается за голову и воет, но уже через секунду она машет ридикюлем, указывая на каждого из нас: «Вы – дураки! Дураки! Дети, которые не знают отказа! Не контролируют свои импульсы! Что же вы наделали! Что вы наделали! Горите в аду! Пусть дьявол терзает вас без перерыва на обе-е-е-е-д!»
Я её боюсь. Она только что лежала трупом, а сейчас вместо благодарности орёт проклятия. Сердце начинает бешено колотиться. В голове несется: «А что мы наделали? Я уже не могу больше в нищете и в квартире свекрови. Я жить хочу! Я вообще здесь случайный чужой человек! Заслоняю собой пакет с деньгами. Я даже не попросила всю сумму!»
Фельдшер мечется вокруг Натали Ивановны со шприцем. Она воет. Лиля и Саша с ужасом наблюдают происходящее, застыли, прижавшись к стене. Наталья Ивановна продолжает выть: «Это же касса взаимопомощи! Это же она! Если берёшь, подключаешься к общему потоку – и надо отдавать! А вы берёте без обязательств! И это хаос! Зачем вы так?!»
Наконец, укол её вырубает, она тихо укладывается в первоначальную позу черствого бублика и прижимает ридикюль к себе. И тут я замечаю, что угол у ридикюля порван. Ой-е!!!… неужели я? Да нет, он целенький был! Да как же так? Но в общей возне вокруг Натальи Ивановны уже не до ридикюля. В комнату входит ещё один мужчина, думаю, что водитель скорой. У него с собой медицинский раскладной стул. Фельдшер приказывает мужчинам спускать старушку к машине на стуле. Наталью Ивановну сажают, пристегивают ремнями и выносят из квартиры. Лиля следует за ними, чтобы внизу, у машины, подписать бумаги.
