Сказки гор и ручьёв - страница 20

Происходя из благородного именитого рода, юноши были владельцами хорошо укреплённого замка на вершине одной высокой горы и здесь на высоте державно распоряжались и властвовали, как будто им принадлежала вся Вселенная. Оба часто говаривали шутя, что им придется взять себе в жены одну и ту же женщину, так как найти двух совершенно одинаковых им вряд ли удастся, и оба были того мнения, что обоим им всего лучше вовсе не жениться. Но мать их об этом и слышать не желала, так как с нетерпением ждала то время, когда будет качать на своих коленях сыновей своих сыновей и петь им колыбельные песни.

По вечерам, сидя за прялкой, она не раз певала своим сыновьям разные старинные народные песни, между тем как оба юноши окружали ее своими ласками. Андрей помещался обыкновенно у её ног, Мирэа же, облокотившись на высокую спинку ее стула, любил вдыхать аромат ее роскошных темно-русых кос, темневших сквозь тонкое белое покрывало.

– Наша мама совсем еще молодая женщина, – замечал Андрей.

– Да, правда твоя! – подтверждал Мирэа; – в роскошной косе ее нет еще ни одного седого волоска.

– И ни одной морщинки на лице, – добавлял Андрей.

– Где же нам найти себе такую жену, которая могла бы равняться с тобою? – спрашивал Мирэа, целуя мать в голову.

– Всех женщин затмишь ты собою, – прибавлял Андрей, прикасаясь губами к мизинцу прилежной ручки, прявшей тончайшую пряжу.

– Счастливый человек был мой отец! – восклицал Мирэа.

– А мы – его счастливые дети! – говорил Андрей.

Счастливо улыбалась мать этим милым ласкам и речам сыновей и занимала их рассказами об их бабушке и о тех грубых нравах, что господствовали в то время, когда жила она на свете; рассказывала и про своего строгого отца, а также и про еще более строгого и сурового мужа.

Их обеды и ужины втроём всегда бывали так оживлённы и веселы, как будто дом их был полон гостей; а между тем, когда на самом деле к ним наезжали гости, все трое бывали всегда гораздо сдержаннее и молчаливее, как то требовалось достоинством их рода. Однако же такая сдержанность нисколько не мешала ни самой хозяйке, ни сыновьям ее отличаться примерным гостеприимством и бесконечным радушием, и не одну ночь проспали они на полу, уступив гостям свои постели. И всем в этом доме, где так нераздельно царили одна только любовь да согласие, дышалось и легко и хорошо!

Как то раз оба брата, охотясь на медведя, пробирались по крутому скату одного из самых больших утёсов, стараясь отыскать медведя, натворившего недавно перед этим не мало бед в их краю. Наконец они напали на его след, а вскоре громкий рёв и падение камней возвестили им и о близости самого зверя. Но в ту самую минуту, как Мирэа уже было приготовился пустить в него стрелу, из кустарника кто-то бросил в зверя копьём и попал ему в пах, при чем, из того же кустарника раздался чей-то молодой громкий смех. Раненый медведь между тем поднялся на задние ноги и свирепо рыча, направился к кустарнику. Увидав это, Андрей тотчас понял грозившую невидимке-охотнику опасность и, упрекнув брата, который продолжал упрямо твердить: «Пусть сам справляется с затеянной им борьбой с медведем!» – со словами: – «Но разве ты не слышишь по голосу, что это охотится мальчик?» – пересёк медведю дорогу, причём всадил ему в плечо свой нож по самую рукоятку. Медведь привскочил, но затем грохнулся на землю, по-видимому, мертвый.

– О, какая обида! – раздался звучный голос, и из кустарника, в короткой юбке, в сандалиях и в белой меховой шапочке, из-под которой в беспорядке выбивались темно-русые кудри, выбежала прелестная молодая девушка. Над красивыми лучистыми глазами с зеленоватым оттенком и золотистою искрою в зрачках, смелым размашистым штрихом рисовались тонкие тёмные брови; с плеч спускался длинный плащ из белоснежной шелковистой козьей шерсти; в руке же сверкал широкий нож, точно такой же, какой был и у Андрея, и вооруженная этим ножом неустрашимая молодая девушка поджидала к себе медведя.