– Да Вы что? – вскинулся Иван, но старик примирительно положил руку ему на плечо.
– Я расскажу тебе свою историю, и ты многое поймешь…
Как всем тут известно, когда-то я сделал статую из слоновой кости… Статуя была столь прекрасна, а я столь молод и глуп, что я влюбился в нее… Много дней я провел в бесплодных страданиях, пока, наконец, Афродита не вдохнула в нее жизнь.
– И вы жили долго и счастливо? – обрадовался царевич.
– Долго, – согласился Пигмалион. – И первое время даже счастливо. Она мне детей родила…
– А потом?
– А потом оказалось, что она как была слоновой костью, так ей и осталась – вздохнул старик. – Ни ума, ни сердца, одна красота. В конце концов я к ней охладел, и она опять стала статуей… А я забросил искусство и доживаю свой век на этом постоялом дворе.
– Ну а я-то тут причем? – продолжал упрямиться Иван.
– Ну как же… – терпеливо стал объяснять злосчастный скульптор – Ну вот найдешь ты ее, домой привезешь, а жена твоя так и останется лягушкой, хоть и в облике человека… А тебе с ней – жить. Может, ну ее?
– Нет! – возразил Иван-царевич. – У вас статуя была. А моя жена – наоборот, девушка. Теплая… Только вот ее в лягушку превратили…
– Если так, то, значит, я неправ. Очень рад буду этому. Вот только ты-то откуда это знаешь?
– Ну как, – уверенно ответил Иван – Она мне говорила…
– Мало ли что она тебе говорила… Ты понимаешь, Иоаннис, что вся жизнь твоя зависит от того, девушка она, превращенная в лягушку, или лягушка, превращенная в девушку?
– А как это узнать? – растерялся царевич.
– Не знаю. – признался Пигмалион. – Ну вот… Когда вы… Ну, любили друг друга, она как?
– Я… это… Пьяный был… – смутился Иван-царевич. – Ну, кричала она, что больно… А потом я шкурку лягушечью в печку бросил и вихрь черный налетел…
…Кащей бился в агонии у ног Ивана-царевича, а он все теребил и теребил иголку… Из угла выжидающе смотрела на него его нежная желанная лапушка, не постаревшая ни на один день…
– Слышь, Кащей – вдруг сказал Иван, – А кто она: девушка или лягушка?
– Ломай… – прохрипел Кащей. – Сам потом узнаешь…
Иванушка-Дурачок и Василиса Премудрая
Сенокос был в самом разгаре. Когда солнце поднялось, Иванушка, которого люди давно уже уважительно звали Иваном Емельяновичем, отложил косу, кликнул старшего сына и зашагал в тень маленькой рощицы. Там его дочь уже разложила немудреную снедь…
Пополудневав, семейство прилегло в тени. Дети сразу же, прижавшись к нему, засопели, а Иван лежал в полудреме, и то ли от жары, то ли от оглушительного стрекота кузнечиков навалились на него мысли о том, как же удивительно сложилась его судьба…
Был он странненьким – с самого детства не мог он поднять руку ни на одно живое существо, даже комаров не прихлопывал, а сдувал. Разумеется, был постоянно бит мальчишками и даже девчонками, но никогда не давал сдачи. Взрослые вздыхали: «юродивый», а среди сверстников прочно приклеилось к нему обидное прозвище «дурачок»…
Первый крутой вираж жизнь заложила, когда детство уже давно прошло. Сверстники все переженились, а он все ходил женихом, до крайности незавидным – мечтателем, песенником, похабником и лентяем. Песни его людям нравились, за это его кормили, а большего ему было и не нужно. Тогда-то он и отобрал в лесу у ребятишек странного вида змею, которую те собирались забить палками…
Змея оказалась дочерью змеиного царя и подарила ему волшебный ларец. Двое из ларца, одинаковых с лица, могли за одну ночь смастерить почти все, что угодно…
