– Зато здесь есть вот что, например. – Тихо шепчет фей, внезапно опуская руку в карман платья, и осторожно протягивая к Мишке свою ладошку, на которой лежит крошечный дамский револьвер системы «Браунинг», стального цвета, с витой инкрустацией – монограммой, по краю внушительной плоской рукоятки. – Это я нашла под стопкой столового белья. По – моему, он полностью заряжен. Шевелить боюсь. Там шесть патронов. В браунинге ведь их – шесть? – Фей ясно смотрит на меня, чуть склонив головку к правому плечу и, больно, до крови, прикусив губу.
– Да, голубка, шесть. – Внезапно севшим и хриплым голосом отвечаю я, опускаясь на стул. – А что еще там, под бельем? Обойма с патронами? – Я пытаюсь улыбнуться.
– Нет. Не обойма. Коробка. Еще восемь штук. Новые. Блестят. Похоже, браунинг – чей – то подарок. Подарок тщательно скрывали.
– Офигеть, королева! – Мишка осторожно вертит браунинг в руках, потом кладет опасную» игрушку» на влажное полотенце на столе. – Тут, на монограмме, те же инициалы, что на полотенце и салфетках – скатертях: «L.J» Прямо, как Лана Яворская. Твой, именной, как будто бы! Ты стрелять – то сама еще не пробовала? – Мишка привычно пытается шутить, чтобы скрыть растерянность..
Выходит совсем неуклюже. Натянуто. Мы подавлено смотрим на блистающие в свете люстры вороненые грани ствола легендарной» дамской безделицы», не в силах сказать что – либо….
Ответ фея, как всегда, потрясает нас до самых глубин души:
– Нет. Я пока – не умею. Но, если нужно, научиться – недолго. – Тут Ланочка совершенно спокойно пожимает плечами и поворачивается ко мне:
– Милый, ты же мне покажешь, как им пользоваться? Говорят, именно из такого Ева Браун прострелила себе шею при первой попытке самоубийства… Стреляй она точнее, история повернулась бы совершенно иначе. И не было бы всей этой трагикомедии под названием: «Фрау Гитлер на тридцать девять часов». Не было бы вообще никакой фрау Гитлер, прилежной девочки из пансиона «для английских фройляйн»..
– Почему английских, Ланочка? – Аня ошеломленно присаживается перед феем на корточки, беря в свои руки обе ее ладошки. – Ты и, правда, могла бы выстрелить?
– Не знаю. Человек никогда не знает себя до конца.– Фей вздыхает и, наклонившись, осторожно целует Аню в макушку. – Так почему то назывался этот пансион в Австрии. Там учили по английской методике: танцы, языки, рукоделие, манеры, кулинария. Одним словом, скукотища! Ева ничем особо и не блистала, правда, вела дневник, писала подруге, собирала фотографии кинозвезд.. Это – все. Много было таких девушек, как она. С ангельскими лицами и русалочьей душой.– Вздохнув, фей чуть приподнимает плечи, как будто – зябнет.
– Фейкин, тебе, что, страшно? – подбежавший к ней Лешка, доверчиво обнимает ее колени. – Не бойся, мы же все вместе!
– Я совсем и не боюсь, солнышко, что ты! Ты поедешь с мамой и отцом в город или – останешься с нами? Будешь ночевать один в комнате для гостей. – Фей целует Лешкины глаза, щеки. – Совсем большой стал. – Она улыбается нежно. – Скоро мне, чтобы дотянуться до тебя, надо будет встать…. И то – не достану…
– А я просто присяду на корточки. И ты меня всегда обнимешь. Всегда – всегда.. – Лешка подмигивает фею, как то особенно: смешно, с лукавинкой озорства, и нам всем, в одну секунду, становится вдруг ясно до чего же он похож на Мишку. На старшего Ворохова. Впрочем, иначе – и быть не может. Сын должен походить на отца. Внук – на деда. Это – непреложная истина. Аксиома жизни…..
