Третий советник только скрипел зубами от злости, с трудом усмиряя себя. В этот раз он должен был сдержаться. Последнее время заседания Совета заканчивались только разногласиями, и уже поступило немало жалоб из Временной канцелярии из-за растущего списка нерешенных проблем.
Сейчас же решалось дело, которое определяло всю их дальнейшую судьбу. Первый советник загодя сказал установить в зале заседаний маг-отводы, опасаясь настоящих выбросов и драк. Ни один из советников, кроме разве что Пятого, меланхоличного Морехода, не мог похвастаться мирным характером.
И еще этот мальчишка Ка-Джен впридачу.
Не хватало им забот.
По уговору с Селеной, Третий советник молчал все это время, скрывая местоположение королевы. Время шло, срок истекал, ведьма не появлялась.
Селена не выходила на связь уже несколько лет – а до того появилась у него на несколько минут, сообщила, что «нашла след и собирается проверить», и пропала.
Значит, след был верным, да ведьма не справилась.
Третий советник искал ее, на земле и воде, но и тени не обнаружил. Он знал, что ведьма обещала оставить «подстраховку», так что как бы там ни обернется, дитя королевской крови к названному сроку ступит на неназываемые земли.
Вот только что с этим делать, не знал никто. Как подошло время, Третий советник открылся Совету, и они сели решать, как должно поступить.
Смерть королеве предложил мальчишка Ка-Джен, и раз уж его приняли в Совет, это предложение нельзя было отринуть.
После нескольких часов, сорвав голоса и разругавшись, решили перехватить дитя и ее охрану на той стороне и доставить под заключение. Если дать им перейти, то еще неизвестно, где искать и как ловить. Чародей Орна, один из зачарованных стражей, на неназываемых землях был сильнее любого из советников, но на той стороне представлял лишь небольшую угрозу.
И срок подходил, этого тоже нельзя было забывать. Дворянское собрание южных провинций теперь присылало петицию за петицией.
Говорят, в Путаном лесу просыпались темные тени.
* * *
На окраине столицы, противоположной от той, где жила Ри, на пришкольном стадионе начиналось вполне обычное утро. С пяти часов стали выходить собачники, благо вокруг стадиона был обширный зеленый газон, с парой табличек «Собак не выгуливать». Потом появлялись первые ручейки людей, текущие к метро, и пожиже – в другую сторону, с детьми, в школы и садики. Выходили дворники, сонно расползались по району; один появлялся и на трибунах, разгоняя пригревшихся на солнышке голубей.
Когда-то приезжал депутат: перед очередными выборами проводили агитацию. Ради этого возвели на скорую руку вокруг школьного стадиона трибуны с навесом для зрителей, поставили прожекторы. Депутат приехал, выступил, и трибуны остались как памятный подарок школе.
Правда, на балансе школы они не значились, и потому с годами медленно разваливались, облюбованные и часто используемые молодежью и местными любителями выпить. В теплое время днем там сидели мамаши, отдыхая в тени, пока чада колесили по стадиону на велосипедах, роликах, самокатах и прочих колесных средствах, и просто гоняли мячик. К вечеру подтягивались вечно хохочущие школьники, студенты с пивом, а попозже их сменяли более серьезные компании, заливавшие вселенскую тоску паленой водкой и коньяком.
К утру пространство между скамьями было завалено шелухой от семечек, обрывками упаковок от чипсов, жвачек, сушеной рыбы и презервативов, не говоря уж о самых различных банках и бутылках. Дворники не торопились убирать это безобразие, потому что трибуны к их хозяйству не относились.
