Сказки рыжего болота - страница 5

– Ну? – уныло спросила кикимора.

– Что «ну»? – удивилась Олечка. – Всё!

– Как всё!? – опять завопила Галючка. – После того как карп покроется зажаристой корочкой, его следует обложить тонко порезанными дольками большого жёлтого огурца.

– Зачем? – рассмеялась девочка. – Здесь огурец вовсе не нужен. Он только еду испортит.

– Ух-ух, – облегчённо выдохнула кикимора, – значит, другая книга! В русалкиной есть огурец.

– И в русалкиной нет. Потому что он здесь не нужен. Придумывает ваша бабушка Сиянка, не знаю зачем. Хотите, подарю вам книгу? Сами готовить будете. Я другую куплю.

– Хочу! – замерла кикимора, про себя подумала: «Только бы не передумала, только бы не передумала! Как подарит, сразу ухожу».

А вслух сказала, совравши:

– Пора мне, девочка, домой, детки ждут.

Олечка расстелила чистый платочек, высыпала на него всё из трёх плошек: и помидоры, и огурцы, и яблоки. Сверху положила заветную книгу, аккуратно завязала узелки:

– Вот вам, тётенька, подарок!

– А это тебе, девочка, – кикимора сняла с себя все бусы, – от чистого сердца прими!

На том и расстались, довольные друг другом.

В то время как кикимора Галючка стучалась в окно к девочке Оле, василиск Васюн протискивался в дыру в стене деревенского курятника. Василиск телом и опереньем походил на петуха. Только на петушиной голове горели два жгучих глаза орла, а вместо перистого хвоста имелся хвост ящерицы. Васюн для дырки был великоват, поэтому, протискиваясь, громко кряхтел и стенал.

– Что за люди?! – сетовал василиск. – Дырку в стене побольше не могли сделать! Правду говорила старая русалка, злые они…

– Вовсе не злые! – услышал он мелодичный шёпот. – Не кричите так, всех кур побудите. Пришли незваным гостем, ведите себя прилично…

Василиск пошарил глазами по жёрдочкам и увидел молодую белую курочку. Она одна во всём в курятнике не спала.

– Простите, беляночка! – извинился Васюн. – Не хотел вас обидеть! Отчего не спите? Все спят, а вы нет?

– Я, – гордо вскинула голову курочка, – стихи пишу. Поэт я! Днём куры кудахчут, петухи орут, стих не складывается. Ночь для поэзии – самая пора.

– Крехть! – с этим шумом василиск Васюн всё-таки вывалился из дыры. – Любопытно, любопытно!

Курочка послюнявила в клювике синий карандаш, быстро что-то записала в розовой тетрадочке.

– Хотите, прочту только что написанное? – игриво спросила она.

– С превеликим удовольствием! – отозвался Васюн.

Курочка встала на короткие ножки, откинула назад красивую головку, потрясла хохолком:

– Да… – подумал про себя василиск Васюн. – Сыроваты стишата… Вслух произнёс:

– Прекрасно! Вы завидная поэтесса. Что-нибудь из раннего прочтите…

Курочка на минутку задумалась, прикрыла глазки, затем вспыхнула:

– Смотри! – опять про себя подумал василиск. – Ранние совсем не плохи. Ритм есть, образ неплохой вызревает, чуть доработать – и на газетную полосу… А ещё более ранние?

Курочка сконфузилась:

– Цыплячьи, что ли?

– Давай цыплячьи! – весело махнул крылом Васюн.

– Ой, – стушевалась курочка, – я тогда романтичная была. Стихи очень личные, можно сказать, девичьи:

– Ая-я-я-я-я-й! – задохнулся от восхищения василиск Васюн. – Какие стихи гениальные! Ге-ни-аль-ные! Пойдём ко мне в газету работать, я тебя в каждом номере печатать буду!