Сказки с базаров - страница 3

«Ступай себе».

Работой он прокладывал себе путь во многих краях, и вот, через несколько лет, люди, вместе с которыми он подряжался, стали ценить его опыт житейский и, бывало, обращались к нему с вопросами, на что, минуту помедлив, дабы вызвать перед собой лик Старика, он отвечал: «Шагай знай».

И тогда они продвигались на шаг вперед с той затеей, над которой бестолково пороли горячку, или попросту снимались и складывали шатры и шагали прочь в иные места. Всякий раз, как им хватало смелости так поступить, они бывали довольны действенностью своего шага. Абдулла и сам прослыл чем-то наподобие мудреца, даже не задумываясь над советом, который давал.

Наконец, вступив в средний возраст и устав от всего, что давала ему жизнь по сей день, он пришел к ощущению, что он тот катящийся камень, который не обрастает мхом, и решил он трогаться к дому. У него не было ни жены, ни семьи – к тому времени как он вернулся в деревню, родители его умерли. И все женщины, ходившие в девушках, когда он был молодым, теперь были замужем.

Задаваясь вопросом, что делать дальше, седоволосый Абдулла обнаружил себя однажды взбирающимся вверх по тропе, по которой молодым человеком взошел к пещере Старика. Есть ли всё еще та пещера? Жив ли всё еще тот старец? Правда ли он видел того древнего мудреца и слышал те три слова: «Ступай, ступай, шагай»? Или всё это одно его воображение?

Ничего не оставалось, как взобраться наверх и узнать. Всем своим сердцем и всем своим разумом он стремился достичь того зачарованного места. Ноги безошибочно привели его как раз куда надо. Он увидел то же тронное сидение и легкую фигуру Старика в его реющих одеяниях. Черные сверкающие глаза светились теперь приветом.

Абдулла в смиренной гордости стоял перед наставником, не говоря ни слова и высоко держа голову. Во взгляде его была твердость. Старик поднялся с молодой грацией мальчика и приглашающим жестом простер длань к пещере тысячи томов мудрости.

«Прежде я говорил тебе ступай, – мягко промолвил Старик, взяв его за руку. – Теперь я наставлю тебя иначе. Теперь я скажу тебе приступай».

Однажды, в не столь давние времена, была одна рыбачья деревня на берегу океана. Каждое утро многое множество рыбаков спешило к берегу со своим уловом. Они трудились тяжким трудом и боролись со штормом в своих утлых лодчонках, но сети всегда бывали полны. Все рыбаки пребывали в довольстве, и чуть не все и каждый были друзьями, но на одном конце деревни жил некий драчун. Это был преогромный, несуразный малый, со здоровой башкой, с глазами, бегавшими как на шарнирах, которые ни минуты, казалось, не оставались на месте, с плоскостопыми ножищами, вывернутыми одна на восток, другая на запад, и зычным противным голосом. Вечно он выкручивал руки другим парням, дергал девушек за волосы, ставил подножки женщинам, носившим корзины с рыбой, выгруженной из лодок. Не проходило ни дня без того, чтобы он к кому-нибудь не задрался.

Каждый день он вызывал кого-нибудь из деревенских мужчин на драку, и многие по доброте душевной боролись с ним. Но если они допускали промашку, он со всего приклада бросал противника оземь и усаживался на него, пока тот не просил пощады. Когда все по очереди признавали его как бесспорного победителя и первого силача в округе, он начинал прыгать и орать, петушась, как какой-то полоумный петух, колотя себя в грудь, словно орангутанг. Его дубинка, оружие местного вида, была презверская штука, а он обожал пускать ее в ход. С течением времени его становилось всё трудней и трудней урезонивать, и сговориться с ним вовсе делалось невозможно. У каждого в деревне имелась своя дубинка, но он всегда побеждал, кого бы ни вызвал на драку.