В своём ли я уме? Говорю с вампиром, который божится, что вреда мне не причинит?
Вампир деловито поднял разбитый каганец с пола и раздул огонёк. Блеснули глаза – зелёные, с вертикальным зрачком.
– Я не угроза для тебя, человек. Вампир обязан явиться на поминки гибрида – таков древний договор.
– Х-х-х…хибрида? Это что за нечисть ещё?
– Упыри, кровопийцы. Вы, люди, называете так тех, кто заражён нашей слюной. Мацей Стржимечный был упырём, и я должен отслужить обряд.
Экось, у нечисти свои попы бывают! Этот ещё и грамотный, по-учёному говорить мастак.
– Ничего не понимаю. Эт он сейчас встанет, а я ему на заклание, вроде ягнёнка? – глухо спросил я.
Вампир наморщился.
– Что за глупости. Стржимечный мёртв. И никаких человеческих жертв здесь не нужно. Просто прочитать несколько надгробных слов – он вроде как и нашей веры был.
– Что за вера такая нечистая?
– Вот заладили: «нечисть», «нечистая»… Мы, между прочим, вам же помогали. Кто знал, что у вас такие побочные эффекты проявятся?
Ишь, и по-французски знает. Ещё б понять, о чём он толкует.
– Ты змей видел? Вот они – рептилии, да?
Рептилоида… Слово-то какое. Но я вида не подаю.
– Угу.
– Из змеиного яда можно лекарство сделать, а можно и отравиться. Вот я, мой вид, тоже что-то вроде рептилии. И наша слюна на этой планете необычно на вас, людей, подействовала. С одной стороны, повышается выносливость, работоспособность, интеллект – разум то есть, – вампир показал крючковатым пальцем на свою змеиную голову, – с другой – спустя день необратимо отмирают отделы мозга, ответственные за эмпатию, альтруизм, помощь другим.
И по-русски, и не по-русски будто говорит.
– Погоди, то есть ты – как Полоз, змеиный царь?
Вампир вздохнул или мне показалось?
– Да, можно так сказать.
– И когда ты кусаешь людей, они становятся кровопийцами?
– Кровопийцами, упырями, мироедами, куркулями, сквалыгами, выжигами бессовестными – называй, как хочешь.
– И бессмертными?
– Нет, не бессмертными. Живут они, конечно, подольше, чем обычный человек, – так себя любят сильно, что с жизнью расстаться не могут. Иногда, правда, вы же их убиваете раньше времени.
– Так зачем же ты их кусаешь?
– Иначе не могу. Древний договор. Люди сами просят, чтобы я их укусил.
– Что ж это за люди-нелюди такие?
– Много таких. Бедняк, который из грязи в князи пробиться хочет. Учёный, который прознал про нас и тайны необычайные разгадать стремится. Говорят, евреи и каменщики часто к нам обращаются – но это уж вы, люди, наветы возводите. —
Евреи-христопродавцы… Так и знал, что они тут замешаны.
– … и родня умершего упыря, которая тоже хочет денежки копить и жить подольше. Поэтому крестьяне сорок дней за барами глаз да глаз – никого из родных на могилу не пустят. Знают, что и от простого помещика житья нет, а от помещика-упыря – хоть вешайся.
– Зачем же пани Хрыстына меня попросила её Мацея сторожить?
– Чтобы ты меня повстречал и сам в упыря обратился.
– Ах, итить, змеиная душа! – вскрикнул я, осерчав, но тут же осёкся. – Ой, прости, Полоз, не знаю, как тебя величать.
– Да хоть и так. А тебя-то как звать?
– Петром.
– Видишь, Пётр, у меня вера такая: мне вам, людям, врать запрещено. Вроде как в гостях мы у вас.
– Ааааа… Это ты оттудова? – показал я пальцем вниз, под землю.
– Скорее, «оттудова» – грустно усмехнулся Полоз, указывая на луну, которая заглянула в дверцу склепа.
– Зачем же пани меня в упыря превращать?
