– Понятно, понятно. И?
– Собственно, вот и всё, – молодой человек пожал плечами. – Я просто услышал, как он беседует со своей крысой. Точнее, крысом.
– Ну, это ещё ни о чём не говорит! Дети могут беседовать даже со своими игрушками!
– Да, если это в одностороннем порядке. Но он с ним вёл диалог, и я готов поклясться – крыс отвечал!
– Чудеса в решете! – редактор снова закурил. НачРас потёр щетинистый подбородок и задумчиво пробормотал:
– Да кто его знает… Но ведь работает…
* * *
А мальчишка в это время сидел на краешке той самой кирпичной стены, прислонившись к забору маленького сада, и, болтая ногами над смутно видневшейся в сумерках, метрах в двух под ним, мостовой, ел булку. Рядом сидел крыс с оторванным хвостом и рваным ухом. Крыс получил свою порцию булки, которую теперь уплетал, держа в передних лапах.
– Ага… Значит, девять.
Писк.
– Да-да, извини. Десять. Ладно, слазаем завтра, и всё отнесём на место. А он точно туда не придёт?
Писк.
– В «Утке и олене»? Может, дядюшка Жюв помог бы нам…
Писк.
– Ну ладно, раз ты уверен, то пойдём, – Мышь достал потрепанный блокнотик и огрызок карандаша. – Так, теперь дальше: что готовят завтра у губернатора?
Писк. Писк. Писк.
– Подожди, не спеши так!
Писк.
– Знаю, знаю, я стараюсь, но ты думаешь, это просто – выучить все эти закорючки, и потом их правильно писать…
Писк.
– А иначе никаких булок. Кто будет платить за нас? Бабушка Марфа добрая, и не выгонит, но ей ведь тоже нужно покупать уголь на зиму, и кормить внуков, и ещё…
Писк.
– Да знаю, знаю. «Кому я рассказываю!» Ладно, что с губернатором?
Писк. Писк.
– Свежий? Ну, заменим на укроп, вкус от этого не пострадает.
Писк.
– Тут ты прав.
Писк.
– Ага. И сколько?
Писк. Писк. Писк…
* * *
Это было давно, ещё в те времена, когда по Городу ходили трамваи с открытыми площадками, а мужчины носили строгие костюмы и мягкие широкополые шляпы. И лет через десять-двенадцать после того, как трое таких мужчин беседовали в кабинете редактора «Зелёного Фонаря».
Худой высокий парень осторожно прикрыл за собой дверь и стал разуваться на коврике. Он специально не зажигал света, и даже почти не шуршал, но всё равно послышались лёгкие быстрые шаги, и в дверном проёме, ведшем из коридора в гостиную, появилась девушка.
– Извини. Я тебя разбудил? – шёпотом спросил он.
– Нет, – так же шёпотом ответила девушка, и улыбнулась.
– А маленького?
– Не бойся, он спит, а я вышивала, и ждала тебя.
Он улыбнулся. Девушка подошла, уткнулась в плечо куртки, пахнущей свежей краской, бумагой, машинным маслом и недорогими папиросами. Парень обнял её, они поцеловались.
– Как сегодня?
– Хорошо. Старик Симон слегка ворчит, но ты ведь его знаешь, он всегда ворчит под хорошее настроение.
– А главный?
– На Рождество мы запускаем вторую линию, и у «Фонаря» будет уже четыре листка. Гравюры, два цвета…
– Это же здорово! – она бесшумно похлопала в ладоши, приподнялась на цыпочки и чмокнула его в щёку. – Иди, мой руки и умывайся, я накрою на стол.
Он вернулся из маленькой ванной с руками, пахнущими цветочным мылом, уже не в куртке, а только в рубашке с закатанными рукавами. Прошёл через гостиную в маленькую спаленку, где рядом с кроватью в колыбельке спал ребёнок. На комоде в углу дремал седой старый крыс с обрубком хвоста. Он поднял голову с лап, посмотрел на человека и тихонько пискнул.
– Спасибо, дружище…
Парень достал из нагрудного кармана кусочек сухаря и отдал крысу. Малыш в колыбельке заворочался, открыл глаза и что-то радостно загукал. Отец взял его на руки, подошёл с сыном к комоду.
