«Хороший знак, значит, все-таки обжора сомневается», – напряженно размышлял Иван. Он частенько шутил с мужиками на работе, что теща рано или поздно сожрет его со всеми потрохами. Но что это будет настолько буквально, ему в голову никогда не приходило.
– Огнеблюй заверял, что такая добрая и сострадательная женщина, как вы, обязательно поможет мне, – отчаянно соврал Иван. Стрела попала прямо в цель – это слесарь распознал по пылающим щекам ведьмы и по тому, как скромно та опустила на них ресницы.
– «Битумба – говорил мне Змей – барышня не только неземной красоты, но и человек с прекрасными внутренностями, то есть нутром, – продолжал Иван беззастенчиво играть на тонких струнах души раскрасневшейся хозяйки, – она тебя не обидит: и ужином накормит, и дорогу укажет».
– Что, так и сказал? – удивилась ведьма и меланхолично устремила взгляд вдаль.
– Слово в слово! А еще добавил: «Я б с удовольствием сам пришел к ней на ужин – хозяйка она на весь лес знатная – да все спросить не решаюсь. Может быть ты, Ваня, за меня попросишь?» – Ивана было не остановить. Открыв в себе недавно актерский талант, слесарь так научился вживаться в роль, что даже сам себе верил.
Битумба сияла, словно начищенный поднос на стене. Иван продолжал изливаться в комплиментах от лица Огнеблюя, в то время, как она то нервно покусывала ногти, то кокетливо прятала за ухо прядку непослушных рыжих волос, которые Иван назвал про себя «клоком растрепанных косм».
– Да что я все сижу и сижу! – спохватилась старуха. – Ты голодный, наверное?
И, нескромно завиляв бедрами, напевая под нос какую-то романтичную мелодию, Битумба скрылась за занавеской, где, судя по всему, находилась кухня. Иван выдохнул с облегчением: влюбленная женщина – покладистая женщина. И нужно-то было всего ничего – нащупать слабое место. И что же он раньше-то так со своей тещей не догадался? Вон, сосед по площадке давно кидает в ее сторону неоднозначные взгляды.
Теперь Огнеблюй точно убьет его. Или съест. Или сожжет. Ну точно, как Алексей Николаевич.
***
Иван долго не решался притронуться к вязкой зеленой жиже в поданном хозяйкой керамическом горшочке. Но от этого нечто исходил столь умопомрачительный аромат, а слесарь был настолько голоден, что вскоре желудок победил здравый смысл, и он набросился на сомнительную еду. С первой же ложки Иван замычал, словно теленок, от дикого восторга. Выхлебав первую тарелку, он принялся отчаянно вылизывать чашку, все еще постанывая от удовольствия. Впервые он испытывал то, что называется «гастрономическим оргазмом».
Битумба снисходительно посматривала на гостя, периодически подливала черпаком добавки и сокрушалась:
– Да если б я и хотела, не смогла бы помочь. Огнеблюй-то чего тебя ко мне направил – было время, Дабдзек к моей дочке сватался. Уж больна она ему по нраву пришлась, несмотря на то, что уродина редкостная.
– От осинки не растут апельсинки, – жуя, ухмыльнулся Иван и сам подивился своей дерзости.
– Ась?
– Суп, говорю, у тебя, бабуля, вкусный! – выкрутился гость.
– Ну так вот, хоть и уродина она, но головка у нее светлая. Мозговитая. Вот только она, дура, эту самую головку-то от Правителя воротила! Видите ли, слишком старый он для нее! А сама так в старых девах и останется, – фыркнула ведьма.
– А сколько же ей лет? – поинтересовался Иван.
– Около 53 с половиной. И не говори… Дура дурой! А Дабдзек нам и избу починил, и диванчик вон какой модный прикупил, и камин поставил. А Маруська все на своем стоит – не пойду за него и все тут. Все принца, дурында, ждет, – Битумба глубоко вздохнула: так накатила вдруг тревога на материнскую душу! И досада от упущенной выгоды. В сердцах она смачно плюнула под стол чем-то зеленым, подозрительно похожим на суп в горшочке. Это нечто зашипело и отползло в угол.
